Уже надутое ветрило

      Наш челн уносит в новый край…

      Не сожалей о том, что было,

      И взор обратно не кидай!

      Исполать тебе, жизнь – баба старая,

      Привередница крикливая,

      Что ты, лаючись, накликнулась,

      Растолкала в бока добра молодца,

      Растрепала его думы тяжкие!

      Что ты сердца голос горестный

      Заглушила бранью крупною!

      Да не голос один заглушила ты —

      Заглушила ты тот гуслярный звон,

      Заглушила песни многие,

      Что в том голосе раздавалися,

      Затоптала все божьи цветики,

      Что сквозь горести пробивалися!

      Пропадай же, жизнь – баба старая!

      Дай разлиться мне по поднебесью,

      Разлететься душой свободною,

      Песней вольною, бесконечною!

      Судя меня довольно строго,

      В моих стихах находишь ты,

      Что в них торжественности много

      И слишком мало простоты.

      Так. В беспредельное влекома,

      Душа незримый чует мир,

      И я не раз под голос грома,

      Быть может, строил мой псалтырь.

      Но я не чужд и здешней жизни.

      Служа таинственной отчизне,

      Я и в пылу душевных сил

      О том, что близко, не забыл.

      Поверь, и мне мила природа,

      И быт родного нам народа —

      Его стремленья я делю,

      И всё земное я люблю,

      Все ежедневные картины:

      Поля, и села, и равнины,

      И шум колеблемых лесов,

      И звон косы в лугу росистом,

      И пляску с топаньем и свистом

      Под говор пьяных мужичков;

      В степи чумацкие ночлеги,

      И рек безбережный разлив,

      И скрып кочующей телеги,

      И вид волнующихся нив;

      Люблю я тройку удалую,

      И свист саней на всем бегу,

      На славу кованную сбрую,

      И золоченую дугу;

      Люблю тот край, где зимы долги,

      Но где весна так молода,

      Где вниз по матушке по Волге

      Идут бурлацкие суда;

      И все мне дороги явленья,

      Тобой описанные, друг,

      Твои гражданские стремленья

      И честной речи трезвый звук.

      Но всё, что чисто и достойно,

      Что на земле сложилось стройно,

      Для человека то ужель,

      В тревоге вечной мирозданья,

      Есть грань высокого призванья

      И окончательная цель?

      Нет, в каждом шорохе растенья

      И в каждом трепете листа

      Иное слышится значенье,

      Видна иная красота!

      Я в них иному гласу внемлю

      И, жизнью смертною дыша,

      Гляжу с любовию на землю,

      Но выше просится душа;

      И что ее, всегда чаруя,

      Зовет и манит вдалеке —

      О