Ты в ветре, веткой пробующем,

      Не время ль птицам петь,

      Намокшая воробышком

      Сиреневая ветвь!

      У капель – тяжесть запонок,

      И сад слепит, как плес,

      Обрызганный, закапанный

      Мильоном синих слез.

      Моей тоскою вынянчен

      И от тебя в шипах,

      Он ожил ночью нынешней,

      Забормотал, запах.

      Всю ночь в окошко торкался,

      И ставень дребезжал.

      Вдруг дух сырой прогорклости

      По платью пробежал.

      Разбужен чудным перечнем

      Тех прозвищ и времен,

      Обводит день теперешний

      Глазами анемон.

      В занавесках кружевных

      Воронье.

      Ужас стужи уж и в них

      Заронен.

      Это кружится октябрь,

      Это жуть

      Подобралась на когтях

      К этажу.

      Что ни просьба, что ни стон,

      То, кряхтя,

      Заступаются шестом

      За октябрь.

      Ветер за руки схватив,

      Дерева

      Гонят лестницей с квартир

      По дрова.

      Снег всё гуще, и с колен –

      В магазин

      С восклицаньем: «Сколько лет,

      Сколько зим!»

      Сколько раз он рыт и бит,

      Сколько им

      Сыпан зимами с копыт

      Кокаин!

      Мокрой солью с облаков

      И с удил

      Боль, как пятна с башлыков,

      Выводил.

      «Не трогать, свежевыкрашен», –

      Душа не береглась,

      И память – в пятнах икр и щек,

      И рук, и губ, и глаз.

      Я больше всех удач и бед

      За то тебя любил,

      Что пожелтелый белый свет

      С тобой – белей белил.

      И мгла моя, мой друг, божусь,

      Он станет как-нибудь

      Белей, чем бред, чем абажур,

      Чем белый бинт на лбу!

      Ты так играла эту роль!

      Я забывал, что сам – суфлер!

      Что будешь петь и во второй,

      Кто б первой ни совлек.

      Вдоль облаков шла лодка. Вдоль

      Лугами кошеных кормов.

      Ты так играла эту роль,

      Как лепет шлюз – кормой!

      И, низко рея на руле

      Касаткой об одном крыле,

      Ты так! – ты лучше всех ролей

      Играла эту роль!

      Пекло,