Снег, соль, песок в подошве ног

      скрипом отмеряют тревожное дыхание —

      людской поток размеренно ползёт

      в конструкции Земного предписания.

      Стрелки от часов стучат в морозе,

      зарево огней рассыпано в снегу.

      Вечер одиночества на краю прихожей

      отдаётся страстному завтрашнему дню.

      В костре сжигаю бытиё —

      тот воздух, чем мы дышим.

      Осталось, в общем, ничего,

      а пива выше крыши.

      Обветренные доски,

      татарское лицо,

      покрытое опилками

      машины колесо

      и нескончаемое, пыльное

      дороги полотно…

      Торжественно идёт

      мучительно-счастливый

      процесс создания

      дома моего.

      Стержни ног и прутья рук растерзали землю.

      Местью щурится она в харю биотелу.

      Безнаказанным не быть и с воззваньем к небу.

      Не учить, так хоть добить – тоже помощь делу.

      Как восхитительны и в солнце, и в луне

      волос твоих ручьи в траве

      и наклонённая под ними голова;

      покатая, упругая спина,

      подпёртая коленями земля

      и возвышение красивого холма

      с раздвинутой ложбинкой в центре

      для углубления мужского инструмента…

      Стоишь и ждёшь удара от меня,

      как груша в солнечности дня

      перед стихией алчущего рта,

      как скрипка под смычком в симфонии оркестра,

      как Орган, переплавленный в оргАн в глазах любви,

      как жизни вдохновенье,

      как осени прощальное цветенье,

      как одинокая каминная зима,

      в которой я с тобой и без тебя…

      И в холоде пустое сочинение.