Учили в школе: были времена

      и демократии, и деспотии,

      а чем жила в веках моя страна,

      какое место в мире нам найти ей?

      …Дробились земли в Киевской Руси,

      и русичи друг с другом воевали.

      Междоусобья – наши палачи,

      и меры здесь князья порой не знали.

      И триста лет под игом стонет Русь,

      а еще триста – право крепостное.

      Что с русским стало – высказать боюсь:

      он стал рабом – больным, как рана с гноем.

      Монархи просвещенные пришли,

      но Пётр раба считал лишь материалом,

      а немка, что «великой» нарекли —

      всё для дворян! Рабов не замечала.

      А раб ещё сто лет в рабах ходил,

      и в генах это рабство не пропало,

      за деспотию он, понятно, был, —

      его душа другого и не знала.

      Случалось, правда, раб и бунтовал,

      но тут другой раб, с саблей и в шинели

      его колесовал, давил, стрелял,

      пока рабы очнуться не успели.

      А деспотия, тяжка и сильна,

      стояла мощно, как медведь таёжный:

      «Россия только может жить (должна!)

      под дланью власти деспота надёжной».

      И как сказать, что мы теперь не те,

      чем были мы для деспота когда-то!

      Но раб сидит в нас где-то в уголке,

      не выгнан он, в том сами виноваты.

      Так что ж теперь, куда теперь идти

      нам, от рабов, рождённых в «Византии»?

      И как стране пропорцию найти

      меж демократией и деспотией?