– Вы? – риторически спрашивает Зых, когда я на следующее утро появляюсь у него на пороге.

      Судя по удивлению в голосе, он считал меня прикованным к больничному одру, а не разгуливающим по Парижу самым беспардонным образом.

      – Я, – соглашаюсь покладисто, поскольку не вижу оснований отрицать очевидный факт.

      Зых сверлит меня взглядом, в котором опасно соединились неприязнь и злоба. Серная кислота, а не взгляд.

      – Что вам угодно? – спрашивает настороженно.

      – Поговорить, – отвечаю, усаживаясь без приглашения и непринуждённо вытягивая ноги. – Нам ведь есть о чём поговорить, правда? Работаем в одном Комитете, делаем одно дело…

      Судя по виду, говорить Зыху со мной не хочется. А хочется ему, чтобы я оказался где-нибудь в соседней провинции. Или ещё дальше.

      – Что у вас с лицом? – задаёт вопрос, указывая пальцем на синяк, украсивший левую скулу после вчерашнего происшествия.

      Я равнодушно машу рукой.

      – Не обращайте внимания. Напали вчера вечером какие-то бандиты, вышла потасовка. Не Париж, а сущий притон…

      – Очень жаль, что вам так не повезло, – заявляет человек-сова с ноткой злорадства в скрипучем голосе.

      – Мне? – переспрашиваю с удивлением. – Это им не повезло. При расставании оба негодяя валялись на земле и просили прощения. – Назидательно подняв палец, уточняю: – Слёзно!

      Некоторое время Зых молчит, переваривая сведения.

      – Ну, уж так и слёзно… – говорит наконец.

      – Представьте себе, да! Скажу больше: каялись. Обещали, что больше никогда не будут слушать одного нехорошего человека.

      Зых немигающе изучает моё пострадавшее лицо.

      – Что ещё за человек такой? – спрашивает грубо.

      – Да вот такой… – Усаживаюсь поудобнее и принимаю озабоченный вид. – Жили-были два приятеля-мерзавца. Бандитствовали по малости, болели сифилисом… словом, всё как у людей. И вот случайно познакомились с одним опасным человеком, по сравнению с которым не бандиты они, а так, мухи навозные. И дал этот человек им денег, и велел взамен найти своего врага и как следует его отделать. Можно и покалечить, только не до смерти.

      Зых слушает, медленно багровея физиономией.

      – Только вот какая незадача вышла: враг оказался сильнее, – продолжаю как ни в чём не бывало. – Уложил обоих, мог бы и прикончить, да уж больно жалобно прощения просили… Ну, и ладно. Разрешил он им жить, но с одним условием.

      Зых выжидательно смотрит на меня.

      – А условие, в общем, простое, – заканчиваю доверительным тоном. – Надо передать тому