Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941–1944. Нури Халилов
Читать онлайн книгу.
год. Аджимелек жила в одной комнате с четырьмя гречанками. Я вернулся в свою комнату и лег спать. Ночью приходят девушки-гречанки и говорят, что Аджимелек увезла скорая помощь – в роддом. На следующий день после занятий я пошел в роддом, сегодня это больница имени Семашко. Мне сказали, что у меня родилась дочь. Я обо всем сообщил моему отцу и матери. Они сказали: хорошо, вы оба учитесь, а мы будем смотреть за ребенком. Как раз в эти дни в симферопольской больнице умер мой братишка Иззет, у матери еще было молоко, чтобы кормить свою внучку.
В день, когда мы забирали дочку из роддома, моя мама пришла в Симферополь к своей сестре, сын которой Асан работал хозяйственником в только что открытой 13-й школе. Забрали ребенка из больницы 15 февраля 1939 года. Я взял дочку в руки, открыл ей лицо. Она смотрела на меня, не плакала. Мы дошли до дверей географического факультета, вдруг все остановились. У меня на руках были три билета на автобус до Карасубазара. Билеты я купил на тот случай, если Аджимелек не захочет ехать к моей матери, а в Карасубазаре жила ее подруга-гречанка.
У дверей геофака она сказала мне позвать Фатиму, ее подругу. Ничего не подозревая, я пошел звать Фатиму, но ее нигде не было. Пришел на то место, где их оставил, а там уже никого не было. Захожу на факультет и не нахожу гречанок. Спрашиваю, где Аджимелек, где ребенок, но никто не знал. Я долго разыскивал, ходил к ее тете, которая жила возле пуговичной фабрики на Турецкой улице. Но ее нигде не было.
Я вернулся в общежитие, было уже темно. Устал морально и физически. Сразу заснул, даже не выключая свет. К 12 часам меня разбудили эти же гречанки и рассказали, что пришла Аджимелек, одна, без ребенка. Принесла одеяло, в которое был завернут ребенок. Ничего не сказала и легла спать. Прихожу к ней, бужу. Спрашиваю: что случилось, где наш ребенок? Молчит, молчит.
Я иду к парторгу института Мамину и рассказываю ему все, что случилось. Он тоже пытался что-либо выяснить. Но все напрасно – она молчит. Тогда Мамин по телефону вызвал милиционера. Он приходит, тоже хочет узнать, в чем дело, но она молчит. Милиционер забирает ее в отделение. Я иду с ней. Там все то же – она молчит. Меня отпускают домой. А ее оставляют, а затем отправляют в симферопольскую тюрьму. Там она пробыла около месяца. Следователь Петин – сосед ее семьи – освободил ее из тюрьмы на том основании, что после родов женщина может потерять сознание и не отвечать за свои поступки.
В течение этого месяца меня не раз вызывали следователи, показывали различных подкидышей, найденных в Салгире, в различных учреждениях и частных домах, но ни одна из этих девочек не была моей. Сама Аджимелек меня ни в чем не обвиняла, наоборот, говорила только хорошее. Девушки-гречанки тоже меня защищали, и даже автобусные билеты были подшиты к протоколу допросов. Только в газете «Крымский комсомолец» появилась статья, опорочивающая меня. Они были правы, ведь я был первым секретарем комсомола исторического факультета – 500 членов ВЛКСМ, вторым секретарем комитета комсомола института – 3000 комсомольцев. Первым секретарем был Куриленко, его