Офицер русский пишет стихи,

      Служит не за оклад.

      Он друга всегда угостит,

      А женщине будет рад.

      Видимо, где-то в белой кости

      У них что-то такое,

      Если давно народ окрестил

      Их кровью голубою.

      Сколько палаш в боях покосил

      В полях по Подмосковью.

      А сколько же мир их поносил,

      И вспоминать не стоит.

      Но не смогли их застращать,

      Шли на вражью силу.

      С обидой и болью, но не предать

      Офицеру свою Россию.

      Незаслуженно, было, гнобят,

      Уже и ни к чёрту нервы.

      Ведь за Отчизну им отвечать,

      Профессия-то из первых.

      Корея, Афган или Вьетнам,

      Где наши знамёна реют,

      Воюют везде за свободу стран,

      И это они умеют.

      Песня жаворонка над полем.

      Солнце, утро; глядя в прицел,

      Я за секунду до взрыва и боли

      Подумал: «Остался бы цел!»

      Но тишина зловеще накрыла,

      Разрывал мне лёгкие зной,

      А с небес васильки ложились,

      Прикрывая в душе покой.

      Дымком в колее закурилась

      Пыль над дорожной травой,

      Одна мысль вопросом забилась:

      «Неживой? А может, живой?»

      Но вдруг тишина раскрылась,

      Разорвав пеленальный круг,

      Будто стрелы в тело вонзились,

      И послышался смерти звук.

      Увидал, как, прижатый силой,

      Поднимался с земли ковыль,

      А листва, высот не осилив,

      Опускалась в тёплую пыль.

      И тогда среди гари, пыли,

      Среди дыма, листвы и травы,

      Над собой совершив усилье,

      Я привстал. Я пошёл на «вы».

      Казалось мне, давно всё было.

      Пришла гроза.

      Казалось мне, всё позабылось.

      Вернуть нельзя.

      Текли ручьём, застыли слезы.

      А ты молчишь.

      И город весь темнел от прозы.

      Да низко стриж.

      И твёрдый слог наполнен ядом.

      И слово сталь.

      Стены домов до΄лбят разряды.

      Грозы удар.

      А ливень хлещет струёю в окна.

      Стучит печаль.

      И видим мы – уж всё равно