Она, как прежде, захотела

      Вдохнуть дыхание свое

      В мое измученное тело,

      В мое холодное жилье.

      Как небо, встала надо мною,

      А я не мог навстречу ей

      Пошевелить больной рукою,

      Сказать, что тосковал о ней..

      Смотрел я тусклыми глазами,

      Как надо мной она грустит,

      И больше не было меж нами

      Ни слов, ни счастья, ни обид…

      Земное сердце уставало

      Так много лет, так много дней…

      Земное счастье запоздало

      На тройке бешеной своей!

      Я, наконец, смертельно болен,

      Дышу иным, иным томлюсь,

      Закатом солнечным доволен

      И вечной ночи не боюсь….

      Мне вечность заглянула в очи,

      Покой на сердце низвела,

      Прохладной влагой синей ночи

      Костер волненья залила…

      Превратила всё в шутку сначала,

      Поняла – принялась укорять,

      Головою красивой качала,

      Стала слезы платком вытирать.

      И, зубами дразня, хохотала,

      Неожиданно всё позабыв.

      Вдруг припомнила всё – зарыдала,

      Десять шпилек на стол уронив.

      Подурнела, пошла, обернулась,

      Воротилась, чего-то ждала,

      Проклинала, спиной повернулась,

      И, должно быть, навеки ушла…

      Что ж, пора приниматься за дело,

      За старинное дело свое.

      Неужели и жизнь отшумела,

      Отшумела, как платье твое?

      Прошли года, но ты – все та же:

      Строга, прекрасна и ясна;

      Лишь волосы немного глаже,

      И в них сверкает седина.

      А я – склонен над грудой книжной,

      Высокий, сгорбленный старик,

      – С одною думой непостижной

      Смотрю на твой спокойный лик.

      Да. Нас года не изменили.

      Живем и дышим, как тогда,

      И, вспоминая, сохранили

      Те баснословные года…

      Их светлый пепел – в длинной урне.

      Наш светлый дух – в лазурной мгле.

      И все чудесней, все лазурней

      – Дышать прошедшим на земле.

      Пусть я и жил, не любя,

      Пусть я и клятвы нарушу,

      – Все ты волнуешь мне душу,

      Где бы ни встретил тебя!

      О, эти дальние руки!

      В тусклое это житье

      Очарованье свое

      Вносишь ты, даже в разлуке!

      И в одиноком моем

      Доме, пустом и холодном

      В сне, никогда не свободном,

      Снится мне брошенный дом.

      Старые снятся минуты,

      Старые снятся года…

      Видно, уж так навсегда

      Думы