Только к концу обеда Бабуля и папа немного разговорились, и Моня неожиданно для себя узнала кое-что новое.

      Во-первых, про дачи в лесочке. Оказалось, они не чужие, потому что это – еще один сектор их садоводческого товарищества. А Моня-то всегда думала, что «товарищество» – это дачники с ее улицы и соседней.

      Слово «товарищество» Моню удивляло. Из тех, например, кто жил на соседней улице, они с Бабулей не знали почти никого. Так какие же там товарищи? А на своей они, наоборот, были знакомы почти со всеми, но кое-кого, не будем показывать пальцем, Моня в товарищи бы не взяла и Бабуле бы не советовала.

      В общем, это оказался сектор, причем почему-то третий. А за речкой был почему-то второй, с тем самым четвертым участком, который прадедушка поменял. Зато приятно, что Монин сектор считался первым. Это во-вторых.

      И, в-третьих, про коменданта. Даже Горошина знала, что он в «товариществе» есть. Этот важный дядька иногда появлялся на перекрестке. Но тут выяснилось, что он отвечает за электричество и ту некрасивую штуковину под названием «трансформатор», к которой тянутся провода, и которая тихо гудит в леске недалеко от ворот. И что именно он привел на собрание «пришельцев». А главное, что дача у него в третьем секторе у самого болота! Поэтому комендант очень обрадовался, когда Буланкина стала кричать о вреде болота, и тоже закричал, что его надо засыпать. А «пришельцы» сказали: «Ну, это ерунда! Конечно, засыплем».

      – Какой ужас! – повторяла мама, слушая папу с Бабулей.

      И Горошина пищала:

      – Ужас!

      Пищала-пищала и вдруг спросила:

      – А лихомару тоже засыплют?

      – Какую еще лихомару? – пробурчал папа.

      – Там, в болоте, – ответила Горошина.

      – Ей Буланкина сказала, что у нас в болоте живет лихомара, – объяснила Моня.

      Папа зарычал, обед закончился, и мама с Бабулей стали убирать посуду со стола.

      Потом папа до ужина чистил канаву. Мама напоминала ему про жару, Моня заикалась о том, чтобы всем вместе пойти гулять в лесок, пока его еще не застроили, но папа молча обливался потом и орудовал лопатой. Наконец, мама сказала Моне:

      – Ну… ты знаешь… иногда это нужно – почистить канаву.

      Они проводили Бабулю до завтра в Москву – стричься и, может быть, краситься, а сами уселись на крыльце и пролистали альбом Серова до самого конца. Там-то, в конце, Моня и увидела портрет Орловой, о котором говорила