Сей аргумент, по мне весьма частного рода, предстал быть нисколько не меньшим грузом: едва ли когда Я бывал преисполнен всея глупейшей напраслиной в собственных мечтаниях, дескать, о таком, чтобы литературная честь нации когда-либо могла б аффектированно зависеть от успеха иль неудачи в сией моей амбиции о приоритетах исследования, – настолько, насколько мой вклад, вообще, может быть расценен как исследование, или скорее как поиск (путей восстановления).

      Потом, этакое было уже в исключительном и чистейшем признании особенной не бесполезности, сравнительно всея эффекту на публике, когда единственно лишь из света воспротивления престижу, в дальнейшем, таковое побудило меня продолжить труд, каковому Я произволил быть опубликованным под ноткой супрессии. Со стороны, думается, было очевидно, что (античные) реликвии сей нации никак не смогут возыметь того предпочтения в иностранце, как нежели то во мне.

      Но, в порядке основательного, эффективного исполнения, весьма убедительно возникала необходимость соотнесения смысла Публичного к природе сего предприятия. Сие никак не могло бы быть соделано без оформления более раскрытого материала пред судом (критики), нежели то содержалось в моём предызмышленном, грубоватом, неудобоусваиваемом (ранее-сочинённом) эссе. Я также посчитал вполне честным отнести сей предмет в сравнение предложениям Монс-ра Бриганта (Brigant), на кои ссылался прежде, и к сему, беспристрастно кои здесь присовокупляю.30

      В сиих видах, Я прибег к собственно-составленному сборнику, долгое время каковой создавался мною из подборки обоюдных иллюстраций слов и их смыслов, в идее их более упорядочить и придать им большую раскрытость, масштаб и экспансивность, ко случаю какой-либо публикации всея плана сего предложенного исследования. И, когда по воле времени вышло предоставить этакий материал ко вниманию судейства публики, Я убеждённо решился на то, чтобы на воспоследовавших сему листах поместить несколько предварительных образцов продукта моего этимологического плана.