Уж вечереет; солнца луч

      Не так отвесен, бел и жгуч;

      И золотистый, мягкий свет

      Какой-то благостью согрет.

      Как пар, волнуясь над землей.

      Еще тяжелый дышит зной.

      На голой, розовой коре

      Огромных сосен на горе.

      На серых, мертвых лишаях.

      На тихих, выжженных камнях.

      А там – меж ясеней немых,

      Дубов и вязей вековых —

      Уж ночь зеленая: там – тень

      И усыпительная лень;

      Там на гнилой коре стволов

      Наросты влажные.

      Там слышен вздох уснувших фей —

      То между спутанных ветвей

      Журчит невидимый ручей

      И нежный мох кропит росой…

      Но луч прорвался золотой

      В ту ночь, – и блеском залита

      Стрекоз влюбленная чета:

      Они в лобзании на миг

      Слились, и к стану стан приник.

      Над изумрудным тростником

      Пылая синим огоньком.

      О, как прекрасен Божий мир.

      Как чист сияющий эфир!..

      Природа молится и ждет.

      Что ангел мира снизойдет.

      И небо говорит «прости»

      Земле, пред тем. чтоб отойти

      Ко сну… Пред тем, чтоб задремать

      Они целуются: так мать,

      От колыбели уходя,

      В последний раз свое дитя,

      Чтобы спалось ему светло,

      Целует в сонное чело.

      Довольно грез; пора готовить ужин.

      С охоты Сильвио придет голодный

      Тому, кто с волею природы дружен.

      Тому, кто без рабов живет свободный.

      Котел с похлебкой так же мил и нужен,

      Как вешние пленительные розы.

      Как золотые девственные грезы.

      С тех пор, как мы работниками стали,

      Ни для каких красот земли и неба,

      Ни для какой возвышенной печали —

      Забыть нельзя кусок насущный хлеба.

      От гордости навек мы отрешились

      И, наравне с растеньями, зверями.

      С несметными живыми существами,

      Закону общей жизни покорились.

      Η вот мы счастливы, и сам собою

      Решился вдруг, так просто, без мученья.

      Вопрос о жизни; если же порою

      Смущают душу старые сомненья

      И прежняя тоска меня тревожит —

      Работать я иду, и никакие

      Вопросы, думы, страсти роковые

      Труду ничто противиться не может.

      Вот и Сильвио: под мехом,

      С луком звонким и копьем.

      Он добычу мчит со смехом.

      С торжествующим лицом.

      То с блестящими клыками

      Окровавленный кабан;

      С этой ношей над скалами

      Мчится юный великан.

      И колючки в гриве львиной

      От терновника вплелись.

      И с косматою щетиной

      Кудри черные слились.

      Облик мужествен и грозен.

      Взор величествен и строг…

      Весь, как юный полубог

      Он могуч – и грациозен

      Но прекрасней ли одежд

      Эти мускулы стальные,

      Эта тень стыдливых