2. Филиппова Гора и далее везде

      Сентябрь-декабрь 1944 года

      Мытарь появился у ворот Филипповой Горы в полдень. То ли специально так подгадал, то ли попросту случай вышел. Виктор его почувствовал загодя, издалека, с поворота дороги, уловив «образ целенаправленного движения», но прятаться не стал. С чего бы? Татей он не боялся, знал, что если не отобьется, то уж наверняка убежит и скроется в тайге, а больше ему – так он считал по наивности – опасаться в этом медвежьем углу было некого. Поэтому, пока незнакомец медленно преодолевал подъем, Виктор продолжал рубить дрова. До зимы было уже рукой подать, а крепостица ему в наследство досталась старая и ветхая, и починить жилые помещения в одиночку нечего было и думать. Поэтому жил он на бывшей кухне, перетащив туда из горниц и светелок «красного терема» кое-что из уцелевшей мебели. Кухня находилась в цокольном этаже и отапливать ее было проще, тем более что махонькие оконца под потолком Виктор заложил битым кирпичом, заткнув щели мхом. Но все равно дров на зиму требовалось много, вот он и старался.

      – Есть кто живой? – окликнул молодой мужской голос из-за закрытых наглухо ворот.

      Человек был один и приехал верхом. Это Виктор уже знал. Теперь вот определился и с возрастом.

      – Погодь, мужик! – откликнулся Виктор. – Сейчас на стену выберусь, поговорим.

      – А калитку открыть не судьба?

      – С чего бы? – Виктор бросил топор-колун рядом с колодой и бегом взбежал на стену. Со стороны двора она была едва ли выше двух метров, и пары нетолстых бревен с зарубками, положенных в виде аппарели, вполне хватало, чтобы подняться на оборонительную галерею.

      – Здоров будь, отрок! – приветствовал его мужчина, одетый в темно-зеленый мундир гражданского чиновника.

      – И вам доброго дня! – вежливо ответил Виктор, вставая на край стены. – С чем пожаловали, сударь?

      – Хозяина позови! – Ну и то сказать, одет Виктор, как крестьянский сын, в домотканые порты и рубаху, и это чиновник еще не видел его босых ног.

      – К твоим услугам, – усмехнулся Виктор в ответ, переходя с вежливого «вы» на спесивое дворянское «ты».

      – Хочешь сказать, ты дворянин Петр Якунов? – прищурился мужчина.

      – Хочу сказать, что я его внук и наследник, – зло, как и подобает «взбрыкнувшему» шляхтичу, объяснил Виктор. – Я Виктор Якунов, плоть от плоти посадника Захария Якунова, дворянин и владетель. А ты кто таков будешь, мил человек?

      За многие века войн и торговли Новгород, превратившийся позже в Себерию, воспринял немало терминов и понятий, существовавших в европейской культуре и германских языках. Так в русском языке появились «дворяне», «графы» и «бароны», «замки» и «феоды» и многое другое, чему не было соответствий в восточнославянских языках.

      – Я служащий мытного приказа Иван Ануфриев, – представился мужчина.

      – Мытарь, значит.

      – Можно сказать и так.

      – Ну,