В том мире, где царишь ты полновластно,

      в саду, где юным солнцем светит тело

      твое, не зная разума предела,

      где небо взора беззаветно ясно,

      где вздохов зори полыхают страстно,

      где душу музыкою ты одела,

      где, отвечая, вопрошаешь смело,

      где с чувствами твоими все согласно,

      навеки бы в безмолвии забыться! —

      тебе доверив, словно ветру птица,

      свободу – беспричинно, без остатка.

      И как бы не было навеки кратко,

      ты лишь пои в сиянье лучезарном

      мне сердце рук твоих вином янтарным.

      Рука в руке – живое постоянство

      в непредсказуемости танца: вновь

      и вновь в неисчислимых сочетаньях —

      шаги вперед, вращенья, повороты,

      шаги назад, разрывы, единенье

      и замирание в мгновении безмолвном,

      как будто в вечности… хотя известно

      танцующим, что это – лишь мгновенье,

      но с силою какой самозабвенья

      они в нем растворяются! И вновь

      и вновь в неисчислимых сочетаньях —

      шаги вперед, вращенья, повороты,

      шаги назад, разрывы, единенье,

      и неизменные – рука в руке…

      О, единенья, расставанья муки!

      И сердце – ходуном: то – вниз, то – ввысь…

      Но через танец, жизнь, освободись,

      и музыку возьми в свои ты руки!

      Два тела – нераздельные – в разлуке…

      Два звука – разные – навек сплелись…

      Сознанье, уши заострив, как рысь,

      не понимает, где – тела, где – звуки…

      О, неразрывность! Каждый шаг ведь – слог.

      И в предложения немые

      слагаются шаги…

      А эпилог – порою – как пролог,

      и в нем – мелодии – иные:

      лишь слух свой напряги.

      Тонкие линии рук.

      В воздухе тают слова предсказаний.

      Трепетом нежных касаний

      жизнь наполняется вдруг.

      Таинство воспоминаний —

      память на кончиках пальцев…

      В ней, как во сне, пробужденное сердце купается

      и очищается в светлой воде осязаний.

      Грустные нити разлук

      все оплетают, но тонкие линии рук

      снова являются – воображенью, —

      так же все тают, как камня следы на воде,

      как угасающий свет на далекой звезде,

      тише и тише, до полного изнеможенья.

      Ветра дуновения в саду —

      тихий шепот чувств неизреченных

      и в дыханье тайно заключенных

      так, что сердца тайны – на виду.

      Орхидеи тонкие цветут,

      заплетая дивные узоры

      и навек приковывая взоры

      тех, на миг кто задержался тут.

      Наяву ли этот сад, цветенье

      орхидей, волнительные грезы

      красотою данных мук?

      Или это – хрупкое виденье,

      тела и души метаморфозы,

      в танце явленные вдруг?

      Словно смутное воспоминание,

      которое не находит своего предмета

      в проблесках образов