Озарения. Владимир Пироцкий
Читать онлайн книгу.
отношений, ведь невозможно измерить отношения в единой системе единиц измерения для разных участников взаимодействия. Отсюда она делала вывод, что эти понятия и действия у разных людей несопоставимы и чреваты крайностями.
Например, один хочет, чтобы другой человек его понимал, а тот другой хочет, чтобы его любили. То, что для одного означает дружелюбие и доверие, для другого может оказаться признаком фамильярности или нарушением границ. Впрочем, о взаимосвязи понимания и любви говорил в свое время еще Конфуций.
А если между участниками есть стойкое взаимонепонимание, обусловленное расхождениями в их коренных убеждениях, это ведет к тому, что каждый будет стремиться заставить другого быть таким, каким тот не хочет быть или не может, или то и другое вместе.
Поэтому применять Золотое правило невозможно, так думала она. А если представить себе, всю сеть взаимоотношений людей и групп людей, где неизбежно возникают неразрешимые противоречия, задача регулирования отношений становится неразрешимой в принципе.
Со временем Совесть смирилась с неразрешимостью нравственных проблем, хотя и оставила за собой право пытаться их решать по мере поступления и в меру своих сил, а пока она замкнулась в себе и свела к минимуму свои проявления в мире, потому что каждый ее шаг оборачивался новыми муками и самобичеванием.
Самоуверенность из Отдела кадров нашей общаги, между делом сообщила Сплетне, работавшей там же машинисткой, что наша хваленая Совесть просто договорилась со своей совестью, то есть, сама с собой. Это ее не украшает, но хотя бы свидетельствует о ее практичности.
Самоуверенность, Сплетня и Справедливость сошлись во мнениях и испытали что-то подобное великодушию по отношению к жалкой жертве социума, как пошутил Сарказм, забежавший в Отдел кадров почесать язык и потешить свое самолюбие.
Беспринципность, Стяжательство и Упрямство, заведовавшие хозяйством в нашей общаге, конкретно намекали Совести, что она слишком много о себе понимает, что ее высокомерие доведет ее до беды, кто слишком высоко взлетел, тому будет больно падать.
Ум был тоже странноватый, с «не от мира сегосинкой», как говорили в восьмидесятые годы двадцатого века. Ум вечно все путал, усложнял сложное, упрощал простое, простое называл сложным, а сложное – простым. Все делал не по-людски, говорил много и подолгу, но его никто больше десяти секунд и не слушал, так что он никому не мешал.
Над ним частенько подшучивали, по пьянке иногда наезжали, но кончалось все мирно, максимум одним-двумя синяками отделывался. А все потому, что у него все было не вовремя и наоборот. Да еще и память дырявая была, как носок. Про него говорили, что он задний, зато крепкий. Может потому он и выглядел так глупо.
Когда он встречал нового человека, он представлялся не как Ум, а как Мудрость. Правда со временем, когда потерял несколько зубов, буква «р» тоже поте-ялась и это звучало не очень к-асиво, хотя ничего ст-ашного,