Теперь, когда Париж, и эти мостовые,

      И эти мраморы и бронзы – далеко,

      Когда мне тень дают деревья вековые

      И мне лазурь небес оглядывать легко, –

      Теперь, когда от злой душевной непогоды

                                   Успел я отдохнуть,

      И после бури той святая тишь природы

                                   В мою ложится грудь, –

      Теперь, когда могу, близ вод кругом разлитых,

      Я мыслью вознестись и видеть с высоты

      Глубоких истин ряд, в душе моей сокрытых,

      И видеть под травой сокрытые цветы, –

      Теперь, создатель мой, с сей затишью святою

                                   Пришла мне череда

      Сознать, что дочь моя под этою плитою

                                   Уснула навсегда.

      И вновь, глубокого исполнен умиленья,

      На горы, на леса и воды я гляжу,

      И, видя, как я мал в безмерности творенья,

      Вновь чувствую себя и в разум прихожу.

      Вновь на тебя, творец, смотрю я правоверцем,

                                   И вновь согрет мольбой,

      Иду к тебе с моим окровавленным сердцем,

                                   Растерзанным тобой.

      И вновь душа моя к тебе, мой бог, взывает:

      Ты свят, ты терпелив и в благости велик!

      Ты знаешь, что творишь, а смертный – что он знает?

      Он – ветра прихотью колеблемый тростник!

      Гроб закрывается, но щель есть в этой крыше –

                                   То дверь к тебе, творец!

      И то, что здесь внизу концом считают, – выше

                                   Начало, не конец.

      Коленопреклонен, я сознаю, о боже,

      Что ты