Среди приключений разных

      Только выходишь за дверь,

      Волжская вольность соблазнов,

      Провинциальная Тверь.

      Тешит нас Волга обманом,

      Притчей царит за версту,

      Утро дурманит туманом

      И навевает мечту.

      Но изменений не чая,

      Утренних снов белизна,

      Где-то Тверская-Ямская

      Горького в честь названа.

      Хмурое утро ласкает,

      Как и вчера, так и вновь,

      Звуки проснувшихся чаек,

      В трелях шальных соловьёв.

      Вновь соблюдаю порядки,

      Он же сказал «Аз воздам»,

      Номер в гостиничных тапках,

      Башня свечой с Нотр-Дам.

      С княжеством было покруче,

      В «Лете» писал старожил:

      Годы, мол, были те лучше,

      Правил когда Михаил.

      Клин выбивается клином,

      Вольность загнали вконец,

      Матушкой Екатериной

      Новый воздвигнут дворец.

      Тем и дала своё имя,

      А уж потом ни ногой,

      И называют доныне

      Этот дворец «путевой».

      С царствием ли, коммунизмом,

      Мнится история иной,

      Стражем ты ныне и присно

      Питером меж и Москвой.

      Оно безудержно светило,

      Прожегши раны в синеве,

      Большое сонное «светило»

      В песке застывшем на воде.

      Ловцом лучей его столь ярких,

      Был высохший от солнца пруд,

      В дневных его объятьях жарких

      Сплетались ручейки вокруг.

      И из последних сил, всё ближе,

      Впадая в лёгкий тихий сон,

      Бродили утки, лужи лижа

      Сухим шершавым языком.

      Едва чей хвост тени касался,

      Средь птичьих множества затей,

      Их гогот утренний казался

      Предчувствием палящих дней.

      И было зримо очень видно,

      Как тает в лужицах вода,

      Ведь все прогнозы, очевидно,

      Лишь приблизительны всегда.

      Бездвижно ручейки застыли,

      Как будто пробой «на зубок»,

      Пруд высыхал, дожди копили

      Целебной влаги скорый ток.

      Парило, над озером вился туман,

      Мерещилась в нём несусветная нежить,

      И только, грозя дуновением свежим,

      Над кромкою леса завис ураган.

      И тихо крадясь по-медвежьи на лапах,

      Так что и дыханья его не слышны,

      За тёплые яркие майские дни

      Он требовал будто достойной расплаты,

      Всей зелени россыпи, трели пичуг,

      Мелодий коленц соловьиных раскатов,

      И вторила мелочь лесов пиццикато

      По правилам всех музыкальных наук.

      Раскрякались утки встревоженным криком,

      Смешно семеня по воде вкруговую,

      Но все их движенья рассеялись всуе

      В цветных отражениях солнечных бликов.

      Вдруг вспомнилось то, что давно позабыл,

      Когда это было, в какие рассветы,

      Как влагой росы в те далёкие лета,

      Подошвы, травы что касались, студил.

      Озёра в лето двери нам откроют,

      Досматривая утром наши сны,

      Чтоб с благостью июньского настроя

      Проснуться от звенящей тишины.

      Когда внезапно смолкнут птичьи звуки

      Гортанных уток, сладких соловьёв,

      И по законам всей лесной науки

      Наполнят лес молчаньем до краёв.

      Раскинувшихся гладью водоёмов,

      Зеркальных отражений облаков,

      Почувствовать, как близко и знакомо

      Тепло с Медвежьих этих берегов.

      Когда сквозь утро вновь рассвет заглянет

      Не в тот привычный, в горний мир, иной,

      И наши сны опять врасплох застанет

      В мгновенье изменив души настрой.

      И раззвенится россыпь птиц трещоткой,

      Лишь