«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина. Фаддей Булгарин
Читать онлайн книгу.с первой почтой: 1) о дне и годе рождения Марины Мнишех, жены царя Димитрия (самозванца); 2) как было имя Хржановской, которая избавила Трембовль, мне помнится – Элеонора; мне это очень нужно[114].
3. Ф. В. Булгарин И. Лелевелю
8 декабря 1822 г.
Критика, или лучше вступление к критике произвело здесь сильный шум[115]. Все не могут ею нахвалиться. Имя Ваше переходит из уст в уста самых высокопоставленных лиц, как Голицын, Сперанский, Оленин etc.[116], отдающих дань Вашим учености и таланту и вместе со всей публикой нетерпеливо ждущих продолжения[117]. Где я ни покажусь, ко мне обращаются с вопросами о вас и просят поскорее продолжения. Несколько фанатичных поклонников Карамзина морщатся, хотя и они отдают вам справедливость. Карамзин молчит, ибо нечего сказать. Я для уврачевания его раны печатаю в 24-м нумере глупейшую похвалу ему, взятую из немецких газет, присланную мне его горячим приверженцем[118], а потом разобью эти глупости, чтобы очистить от пятна мой журнал[119]. Милостивый государь и мой уважаемый земляк, постарайся осчастливить меня и вышли без замедления продолжение. Сооружая собственную славу, вместе с тем выдвигаешь и меня, делаешь журнал мой классическим и упрочиваешь его существование. Что могу я сделать, чтоб отблагодарить тебя? Скажи – а я готов на все. Я предложил вас в члены двух здешних ученых обществ[120]. Вы окажете нам честь, если согласитесь вступить в наше общество, где все вас прославляют. В ожидании благоприятного ответа, до самой смерти остаюсь с глубочайшим уважением и благодарностью нижайшим и искренним слугою
Тадеуш Булгарин
4. И. Лелевель Ф. В. Булгарину
31 декабря 1822 г. Вильно.
Из писем г. Сенковского[121] я вижу, что вы негодуете на меня за то, что я не отвечал на ваши неоднократные ко мне обращения. Ваше негодование справедливо, но все-таки я полагал, что на время может успокоить ваше нетерпение то, что я принялся за разбор Карамзина, равно как и письма г. Контрыма, и мое письмо к г. Сенковскому. Поэтому-то я и не торопился с ответами даже на заданные мне вопросы. Я не надеюсь, чтобы мне удалось где-нибудь найти о времени рождения Марины. На это надо случай или разыскания в семейных документах. Точно так же не могу вам ничего определенного сказать об имени трембовльской героини. Мне кажется, что Элеонора. Искал я и там и сям, но напрасно: не могу вспомнить, где я читал о ней. Пожалуй, я и отыскал бы ее имя, если б не холод в библиотеке и не ежедневные занятия, которые делают решительно невозможными разыскания и писание писем без существенной надобности.
Разбор Карамзина будет – только, милостивый государь, терпение. Напоминайте мне, чтобы я сдержал слово, но, впрочем, и это не весьма нужно, только не выдумывайте бесполезных поощрений. Я стараюсь ознакомиться с довольно обширным трудом Карамзина, с трудом, содержащим столько подробностей,
114
Булгарин писал тогда повесть «Освобождение Трембовли: историческое происшествие XVII ст.» (Полярная звезда <…> на 1823 год. СПб., 1823. С. 57–80) и исторический очерк «Марина Мнишех, супруга Димитрия Самозванца» (СА. 1824. № 1. С. 1–13; № 2. С. 59–73; № 20. С. 55–77; № 21/22. С. 111–137). В повести речь шла о вошедшем в Польше в легенду подвиге Анны Дороты Хшановской, жены командира небольшого гарнизона крепости в Трембовле капитана Хшановского, в 1675 г., во время Турецко-польской войны. В трудный момент, когда в крепости возникла нехватка продовольствия и воды и муж решил сдать крепость, она пригрозила покончить с собой, если он сделает это. Решимость Хшановской подняла боевой дух поляков, и они продолжали сражаться. В результате турки прекратили осаду. Булгарин так и не выяснил настоящее имя Хшановской, и в повести она фигурирует как Элеонора.
115
Речь идет о начале публикации рецензии Лелевеля в № 23 СА за 1822 г. Она предварялась обширным предисловием «К читателям от издателя Северного архива». Булгарин писал: «Знаменитому писателю должно быть приятно иметь критиком известного ученостию мужа. Слава Корнеля не только не затмилась от строгого суда Волтерова, но, напротив того, под защитою разборчивого мнения сделалась неприкосновенною для критиков недозрелых. Каждый отличный писатель, без сомнения, должен желать себе основательного критика, но признаюсь, что прискорбно и огорчительно видеть достойного и заслуженного литератора, обременяемого пристрастными суждениями людей, старающихся помрачить блеск его творений. Давно ожидали, чтоб истинные ученые и знатоки исторических наук занялись рассмотрением трудов Н. М. Карамзина. Ныне г. Лелевель предпринял сей подвиг и, по благосклонности своей к издаваемому нами журналу, избрал оный для помещения своего разбора на все доныне вышедшие томы Российской Истории. Мы будем помещать сей разбор в “Северном архиве” на 1823 год. – Польская словесность и отличные в оной писатели весьма мало известны российской публике; по сей причине и поставляем мы себе долгом познакомить наших читателей с г. Лелевелем и с учеными его трудами. Г. Лелевель бесспорно принадлежит к числу отличнейших историков в Европе и столько же приносит чести своему отечеству, сколько сам уважаем своими согражданами. Он родился в Варшаве около 1785 года и начал упражняться в науках под руководством покойного Фаддея Чацкого, мужа истинно ученого, великодушного покровителя наук и любителей оных. Г. Лелевель был в продолжение некоторого времени учителем истории в устроенной Чацким Кременецкой гимназии, а оттуда вызван Виленским университетом для преподавания там сей науки, вместо умершего профессора Гусаревского. Прожив несколько лет в Вильне, он снискал себе отличную славу многими весьма основательными историческими сочинениями и пробрел любовь и почтение своих слушателей благородным образом мыслей и ясностию в преподавании истории. В 1808 году, к общему сожалению, оставил он Вильну и переселился в Варшаву, где ему предложили звание профессора в новозаведенном университете и место при публичной библиотеке. Когда объявлен был конкурс для занятия кафедры истории при Виленском университете, то г. Лелевель, побуждаемый настояниями своих друзей, желавших прибресть его снова для литовского юношества, написал диссертацию, которая удостоилась одобрения университетской конференции. В прошлом 1821 году он возвратился в Вильну, где под благотворною эгидою великодушного Монарха Российского науки процветают более, нежели в других местах бывшей Польши. Г. Лелевель принят был жителями и студентами с восторгом, и первая его лекция представила в точности Академию афинскую». После подробного описания триумфа Лелевеля на первой своей лекции в Виленском университете, которое, по-видимому, было написано О. И. Сенковским, находившимся тогда в Вильне, шло перечисление выпущенных им книг и следующее заверение Булгарина: «Мы можем ручаться читателям нашим в том, что сочинения г. Лелевеля в общем мнении признаются исполненными основательной и здравой критики и что скромность, печать истинного таланта, отличающая г. Лелевеля в общественной жизни, украшает равномерно и его творения, и тем самым возвышает их достоинство. <…> Многие из сих сочинений переведены на немецкий и на латинский языки и заслужили похвалы в ученых ведомостях и литературных журналах в Германии и Англии» (СА. 1822. № 23. С. 402–405, 407).
116
и др. (
117
О реакции на публикацию рецензии см.:
118
См.:
119
См.:
120
Имеются в виду Вольное общество любителей российской словесности и Общество любителей словесности, наук и художеств, членом которых был Булгарин.
121
Письма О. И. Сенковского к Лелевелю были опубликованы в варшавской газете «Эхо» (Echo. 1878. № 41–72).