Арена XX. Леонид Гиршович
Читать онлайн книгу.
друг к дружке, очевидно, чтобы сохранить некоторое неудобство, позволяющее с куда большей интенсивностью насладиться чувством уюта – того самого уюта, без которого немыслима…». Прервем цитату, дальше разночтения. Кто-то имеет в виду «старую добрую Германию», кто-то постылый уют польско-еврейского детства[15]. Втиснемся туда же и мы со своим эмигрантским застольем. Разнобой стульев, вплоть до вращающегося табурета от «Шиммеля», как нельзя лучше корреспондируют с разнофигурными рюмками, фужерами.
– За уходящий год!
Хлопнули пробки с неодинаковым звуком. Кто-то открыл мастерски и разлил аккуратно, без наводнений. Кто-то ухарским манером, по поговорке «Где пьют, там и льют». Трояновский-Величко поднялся, чтобы произнести тост, – приветствовал себя стоя:
– Друзья мои, у нас обратный счет времени, мы живем против часовой стрелки. Европа смотрит с надеждой в будущее, мы смотрим с надеждой в прошлое. Каждый уходящий год – это венок, брошенный с кормы корабля и уносимый течением назад, к дальнему брегу. Вот еще один за бортом. Выпьем за уходящий тысяча девятьсот тридцать второй год.
Чокнулись. Давыд Федорович с Лилией Долин, перегнувшись через стол. До хозяйки дома было не дотянуться, но они с нежностью переглянулись. Берг, вслед за Давыдом Федоровичем устремивший бокал в направлении Лилии Давыдовны, вынудил ее чокнуться и с ним. И таким же макаром он чокнулся с Урываевым. «Их зубы столкнулись, как две переполненные чаши» – писал Мопассан. Здесь наоборот: две переполненные чаши столкнулись, как зубы.
Утопавший в чужом баварском пиджаке Трояновский-Величко, выпив, по традиции запел:
Быстры, как волны, дни нашей жизни…
Остальные подхватили:
Что час, то короче к могиле наш путь.
Напеним янтарной струею бокалы,
И краток и дорог веселый наш миг!
Будущность тёмна, как осени ночи,
Прошедшее гибнет для нас навсегда.
Ловите ж минуты текущего быстро,
Как знать, что осталось для нас впереди…
– Да, время бежит, еще один год пролетел.
На это оригинальное чье-то замечание, оригинальностью готовое поспорить с междометием, Давыд Федорович возразил с подлинно шемаханской мудростью («вот он, потомок царя Соломона»):
– Это как посмотреть. Если как из поездов да из автомобилей, то можно нестись по чужим жизням. Хоть по целым столетиям. Знаете, как чужие дети быстро растут. А несколько десятков километров своих проходишь пешком.
Ни с того ни с сего запудренный юноша в черном бантике, таком же бессменном, как урываевские носки, возразил:
– Особенность возраста. Когда ноги отказываются служить, идешь все медленней и медленней, – он поглядел на Трояновского-Величко, которому Маргарита Сауловна как раз собственноручно накладывала грибки. (Научись не говорить под руку, юноша.)
– Домашние? – спросил Андрей Акимович.
– Ну что вы. Это же самим собирать надо. От Пресникова.
– Но
Ср. Л. Юргенсон «Воспитанные ночью». Х. Аренд «Люди в темные времена».