Меж тем приветно в сакле дымной

      Приезжий встречен стариком;

      Сажая гостя пред огнем,

      Он руку жмет гостеприимно.

      Блистает по стенам кругом

      Богатство горца: ружья, стрелы,

      Кинжалы с набожным стихом,

      В углу башлык убийцы белый

      И плеть меж буркой и седлом.

      Они заводят речь – о воле,

      О прежних днях, о бранном поле;

      Кипит, кипит беседа их,

      И носятся в мечтах живых

      Они к грядущему, к былому;

      Проходит неприметно час —

      Они сидят! и в первый раз,

      Внимая странника рассказ,

      Старик дивится молодому.

      Он сам лезгинец; уж давно

      (Так было небом суждено)

      Не зрел отечества. Три сына

      И дочь младая с ним живут.

      При них молчит еще кручина,

      И бедный мил ему приют.

      Когда горят ночные звезды,

      Тогда пускаются в разъезды

      Его лихие сыновья:

      Живет добычей вся семья!

      Они повсюду страх приносят:

      Украсть, отнять – им всё равно;

      Чихирь и мед кинжалом просят

      И пулей платят за пшено,

      Из табуна ли, из станицы

      Любого уведут коня;

      Они боятся только дня,

      И их владеньям нет границы!

      Сегодня дома лишь один

      Его любимый старший сын.

      Но слов хозяина не слышит

      Пришелец! он почти не дышит,

      Остановился быстрый взор,

      Как в миг паденья метеор:

      Пред ним, под видом девы гор,

      Создание земли и рая,

      Стояла пери молодая!

      И кто б, ее увидев, молвил: нет!

      Кто прелести небес иль даже след

      Небесного, рассеянный лучами

      В улыбке уст, в движеньи черных глаз,

      Всё, что так дружно с первыми мечтами,

      Всё, что встречаем в жизни только раз,

      Не отличит от красоты ничтожной,

      От красоты земной, нередко ложной?

      И кто, кто скажет, совесть заглуша:

      Прелестный лик, но хладная душа!

      Когда