Глава 4

      Зима 2022 года подкрадывалась незаметно, укутывая город первым легким снежком. В моей маленькой комнате, однако, было тепло – не только от батареи, но и от той неуловимой энергии, что рождается в совместном музицировании. Дни текли своим чередом, каждый принося новые звуки и маленькие открытия.

      Миша теперь штурмовал "Танец рыцарей" Прокофьева из "Ромео и Джульетты" в облегченном переложении. Его энергия нашла выход в мощных, почти грозных аккордах. Он все еще спешил, иногда "съедая" ритм, но теперь в его игре появилось что-то кроме громкости – попытка передать характер, тяжелую поступь, скрытую угрозу. Мы много работали над фразировкой, над тем, чтобы каждый аккорд был не просто ударом по клавишам, а весомым словом в музыкальной фразе. "Это как будто идут очень важные и сердитые дядьки!" – объяснял он мне свое видение, и я радовалась, что он начал *думать* музыкой, а не просто воспроизводить ноты.

      Вероника, моя маленькая старательная ученица, расцветала в лирике. После "Болезни куклы" мы перешли к нежным пьесам Грига. Она все еще хмурила брови, но теперь в ее глазах читалось не только усердие, но и удовольствие. Она научилась слушать себя, играть с педалью, добиваясь мягкого, певучего звука. Как-то раз, доиграв особенно красивую мелодию, она повернулась ко мне и тихо сказала: "Знаете, когда я играю это, мне кажется, что я летаю". В этот момент я почувствовала такой прилив тепла, что едва сдержала слезы. Вот оно – то самое волшебство, ради которого стоило пройти весь мой долгий путь.

      А Лена… Лена оставалась загадкой, но уже не такой безнадежной. Она все еще была тихой и сдержанной, но лед тронулся. Она сама попросила еще раз сыграть "Гимнопедию" Сати. Мы выучили ее – медленно, без давления. Она все еще играла очень аккуратно, но иногда, в особенно красивых гармониях, я видела, как ее пальцы задерживаются на клавишах чуть дольше, словно прислушиваясь к затухающему звуку. На уроках импровизации она стала смелее, иногда даже тихонько хихикала, когда у нее получался особенно смешной "музыкальный портрет" кошки или неуклюжего медведя. Прорыва не случилось, но появился диалог. И ее мама как-то раз сказала мне по телефону: "Спасибо вам. Она стала дома сама подходить к пианино. Не из-под палки, а просто так. Играет что-то свое, тихонько". Это было больше, чем я смела ожидать.

      Глядя на них, таких разных, идущих своими тропинками к музыке, я часто вспоминала себя. Вспоминала, как в музыкальной школе моя строгая, но уважаемая педагог Софья Марковна требовала безупречной техники, как ругала за каждую помарку, как говорила, что "чувства без техники – это дилетантизм". Я тогда так боялась ее разочаровать, так стремилась к идеалу, что почти забыла, почему вообще полюбила музыку. Был момент, лет в пятнадцать, после очередного неудачного выступления, когда я всерьез думала все бросить. Казалось, эта вершина недостижима, а путь к ней слишком мучителен. Тогда меня спасла простая пластинка с ноктюрнами Шопена,