Не бегай за женщиной, ты же не пёс,

      Оставь похоронные нюни,

      Не стоит бросаться букетами роз —

      Симпатии лопнули струны.

      Не надо гоняться за гордой мадам —

      Холодной, как снежная буря.

      Глуха она к искренним, нежным словам,

      Лицо недовольное хмуря.

      По следу идти за беглянкой – отстой.

      Не сыщик ты – грустный влюблённый.

      Скинь злобные чары – вернётся покой,

      Исчезнет озноб напряжённый.

      Сорвись наконец с проржавевшей цепи,

      Несись что есть силы на волю,

      Забудь про метрессу, бодрись, не глупи,

      Найди себе лучшую долю.

      Любовный ошейник исчезнет – и вмиг

      Уйдёт наваждение страсти,

      Поймёшь, что ты молод душой, не старик,

      И всё в твоей целостной власти.

      Твоя конура – это горестный склеп.

      Расстанься немедля с тоскою!

      В раздрае ты нюх потерял и ослеп.

      Прозрей и воскресни с другою!

      Тишайшая боль – это самая жесть:

      Не хочется плакать, не радует склока,

      Совсем не прельщает коварная месть —

      В ней радости нет и тем более прока.

      А мысли подспудно клокочут в тиши,

      Заснуть не дают бледно-лунною ночью,

      Терзают сомнения – яд для души —

      И рвут безмятежность заветную в клочья.

      Нет ссор, объяснений. Разборок пора

      Давно завершилась бездарным итогом.

      Развеяла распря флюиды добра,

      Молчание стало любви эпилогом.

      Нет сил говорить, обвинять в сотый раз,

      Достало стучаться в закрытые двери.

      Хранятся в пыли сонмы горестных фраз,

      Невскрытые письма гниют в секретере.

      Рыданья спасли бы на пару часов,

      Став паузой средь безутешных страданий.

      Спалили мы много радушных мостов,

      Подёрнула плесень бульвары свиданий.

      Тишайшая боль режет сердце ножом,

      В безмолвье наносит смертельные раны.

      Лежит одиночество в спальне ничком,

      Расставив на крик и стенанья капканы.

      Мне мама объяснила как-то в детстве,

      Что счастье не живёт в других мирах.

      Оно доступно даже в малолетстве,

      Не в призрачных, манящих миражах.

      Оно в рассвете безмятежно-синем

      И в аромате ярко-алых роз,

      В мужском красивом профиле орлином,

      В разгуле мощном первых майских гроз.

      Оно в привете, брошенном беспечно,

      В звонке с вопросом тёплым: «Как дела?»

      В надежде, что здоровье долговечно

      И не сгорят симпатии дотла.

      Оно в смешинках радужных ребёнка

      И в седине родного старика,

      В мяуканье пушистого котёнка,

      В старанье сотворить снеговика.

      Оно