Проповедуя скорый конец,

      я предстал, словно новый Христос,

      возложивши терновый венец,

      разукрашенный пламенем роз.

      В небе гас золотистый пожар.

      Я смеялся фонарным огням.

      Запрудив вкруг меня тротуар,

      удивленно внимали речам.

      Хохотали они надо мной,

      над безумно-смешным лжехристом.

      Капля крови огнистой слезой

      застывала, дрожа над челом.

      Гром пролеток и крики, и стук,

      ход бесшумный резиновых шин…

      Липкой грязью окаченный вдруг,

      побледневший утих арлекин.

      Яркогазовым залит лучом,

      я поник, зарыдав как дитя

      Потащили в смирительный дом,

      погоняя пинками меня.

      Я сижу под окном.

      Прижимаюсь к решетке, молясь,

      В голубом

      всё застыло, искрясь.

      И звучит из дали:

      «Я так близко от вас.

      мои бедные дети земли,

      в золотой, янтареющий час…»

      И под тусклым окном

      за решеткой тюрьмы

      ей машу колпаком:

      «Скоро, скоро увидимся мы…»

      С лучезарных крестов

      нити золота тешат меня…

      Тот же грустно задумчивый зов:

      «Объявись – зацелую тебя… »

      Полный радостных мук.

      утихает дурак

      Тихо падает на пол из рук

      сумасшедший колпак.

      Вижу на западе волны я

      облачно-грозных твердынь.

      Вижу – мгновенная молния

      блещет над далью пустынь.

      Грохот небесного молота.

      Что-то, крича, унеслось.

      Море вечернего долота

      в небе опять разлилось.

      Плачу и жду несказанного,

      плачу в порывах безмирных.

      Образ колосса туманною

      блещет в зарницах сапфирных.

      Держит лампаду пурпурную

      Машет венцом он зубчатым.

      Ветер одежду лазурную

      рвет очертаньем крылатым.

      Молньи рубинно-сапфирные

      Грохот тяжелого молота

      Волны лазури эфирные

      Море вечернего золота.

      Всё тот же раскинулся свод

      над нами лазурно-безмирный,

      и тот же на сердце растет

      восторг одиночества пирный.

      Опять золотое вино

      на склоне небес потухает.

      И