Только ложь, словно ржа, разъедала изнутри. Он знал, что рано или поздно Надя обо всем узнает. «Ну и что? Ну узнает! Значит сама виновата, что меня к другой потянуло» – пытался оправдаться перед собой.

      Федор не предполагал, что станет настолько себе противен. Но чем больше он себя винил, тем ожесточеннее оправдывал. Чтобы остановить угрызения совести он стал частенько прикладываться к бутылке.

      Людмилу он не оставлял. С ней было легко. Они оба понимали, что преступили черту. Рядом с Надеждой он чувствовал себя подлецом. И все больше и больше в душе винил ее за это. И если раньше сослуживцы говорили о ней – «твоя учителка», теперь он и сам мысленно звал ее – «моя учителка».