Как отравили Булгакова. Яд для гения. Геннадий Смолин
Читать онлайн книгу.
Булгаков спрашивал, что следует делать в таких случаях. Нарастающее чувство беспокойства, депрессии, жуткие головные боли… Душа… Что мог ответить я, ничего не смыслящий в подобного рода вещах. Но я отвечал, давал ему советы: когда начинаешь задыхаться, сядь спокойно в кресло и повторяй, повторяй: «Господи, помоги мне… Господи, спаси…» И так много, много раз, пока приступ не пройдет.
Через несколько лет, как известно, Попов после длительного перерыва в отношениях зашел к Елене Сергеевне. Прошу не осудить меня за резкость стиля, если я скажу: тараканов, грызунов страшно трудно уничтожить. Наверное, они не поддаются полному истреблению. Впрочем, кто бы он ни был, этот Попов, грызун или нет, именно из его писем я почерпнул основную информацию о «зоологическом» неприятии Еленой Сергеевной этого мнимого друга ее мужа…
П. С. Попов, урожденный сын суконного фабриканта из Иванова, сам отнюдь не сочувствуя революции и последующим событиям в СССР, уже усвоил правила игры и зорко следил за «антиреволюционностью» и «крайней реакционностью» в литературных произведениях как Достоевского, так и Булгакова, и стремился сгладить крайности в оценке новой власти.
Очень скоро политическая осторожность Попова плавно перешла в подлость. В 1944 году он написал донос на своего университетского соученика и друга философа и филолога Алексея Федоровича Лосева. Как мне свидетельствовала жена Лосева Аза Алибековна Тахо-Годи, тот обвинил ее мужа в идеализме, лишив его возможности занять кафедру логики в МГУ, которую в награду получил сам.
Ну да ладно, хватит о мнимых друзьях и людской подлости…
Именно здесь, в Нащокинском переулке (ул. Фурманова), д.3/5 Булгаков создал свои последние писательские и драматургические шедевры, именно здесь, по-видимому, его болезнь приобрела необратимый характер и стала быстро прогрессировать – последние ее стадии я, как доктор, наблюдал лично.
У компанейского Булгакова были две ярко выраженные черты характера, которые, я совершенно уверен, самым серьезным образом влияли на развитие его болезни.
Во-первых, Булгаков очень неохотно расставался с тем, что входило в круг его интересов или было ему подконтрольно, – будь то отношения с друзьями или образ или уклад жизни. Всякое отторжение оказывалось мучительным для него, даже если речь шла о физиологическом отторжении недоброкачественной пищи. Однажды Булгаков признался мне, что всякий раз подавлял рвоту, ибо она внушала ему жуткий страх задохнуться и к тому же изматывала его организм.
Во-вторых, несмотря на то, что Булгакова постоянно обуревали разного рода опасения, да и состояние здоровья было неважным, он никогда не распространялся о своих тревогах и недомоганиях и жаловался лишь тогда, когда страдания достигали такой степени, что он не мог обходиться без посторонней помощи. Он напрягал всю свою волю, стараясь скрыть от людей то, что его терзало. Но рано или поздно напряжение достигало предела и все