Кажется ли этот взгляд на себя самих надменным? Тогда я готов отказаться от всего сказанного, ведь к чему притворяться знающим там, где мы не знаем? Но это порок нашего красноречия: чтобы выпукло выразить один факт, мы неизбежно принижаем другой. По сути же я очень скромно оцениваю наше действительное знание. Послушайте шорох крыс за стенкой, поглядите на ящериц на изгороди, на грибы у дороги и лишайники на пнях. Что мы о них знаем – сочувственно или нравственно? Они, может, ровесники или старше самого «белого» человека, и нет свидетельств, чтобы между нами и ими когда-либо промелькнуло хоть слово или знак. Где в книгах связь между пятьюдесятью или шестьюдесятью химическими элементами и историческими эпохами? И что же записала история о метафизических летописях человека? Как она проясняет тайны, что мы скрываем под именами «Смерть» и «Бессмертие»? А между тем каждая история должна быть сотворена с мудростью, постигшей всю глубину наших связей, и видеть в фактах нечто символическое. Прискорбно смотреть, во что вырождается наша так называемая «История» – в жалкие сельские сплетни. Как часто приходится повторять: Рим, Париж, Константинополь! Но что Риму ведомо о крысах и ящерицах? К чему эти Олимпиады и консульства для тех жизней, что соседствуют с нами в ином измерении бытия? И какую пищу или утешение они несут эскимосу, охотящемуся на тюленей? Жителю полинезийского каноэ, грузчику, грузщику, носильщику?