Призрак какой-то неведомой силы,

      Ты ль, указавший законы судьбе,

      Ты ль, император, во мраке могилы

      Хочешь, чтоб я говорил о тебе?

      Горе мне! Я не трибун, не сенатор,

      Я только бедный бродячий певец,

      И для чего, для чего, император,

      Ты на меня возлагаешь венец?

      Заперты мне все богатые двери,

      И мои бедные сказки-стихи

      Слушают только бездомные звери

      Да на высоких горах пастухи.

      Старый хитон мой изодран и черен,

      Очи не зорки, и голос мой слаб,

      Но ты сказал, и я буду покорен,

      О император, я верный твой раб.

      В глухих коридорах и в залах пустынных

      Сегодня собрались веселые маски,

      Сегодня в увитых цветами гостиных

      Прошли ураганом безумные пляски.

      Бродили с драконами под руку луны,

      Китайские вазы метались меж ними,

      Был факел горящий и лютня, где струны

      Твердили одно непонятное имя.

      Мазурки стремительный зов раздавался,

      И я танцевал с куртизанкой Содома,

      О чем-то грустил я, чему-то смеялся,

      И что-то казалось мне странно знакомо.

      Молил я подругу: «Сними эту маску,

      Ужели во мне не узнала ты брата?

      Ты так мне напомнила древнюю сказку,

      Которую раз я услышал когда-то.

      Для всех ты останешься вечно чужою

      И лишь для меня бесконечно знакома,

      И верь, от людей и от масок я скрою,

      Что знаю тебя я, царица Содома».

      Под маской мне слышался смех ее юный,

      Но взоры ее не встречались с моими,

      Бродили с драконами под руку луны,

      Китайские вазы метались меж ними.

      Как вдруг под окном, где угрозой пустою

      Темнело лицо проплывающей ночи,

      Она от меня ускользнула змеею,

      И сдернула маску, и глянула в очи.

      Я вспомнил, я вспомнил – такие же песни,

      Такую же дикую дрожь сладострасть

      И ласковый, вкрадчивый шепот: «Воскресни,

      Воскресни для жизни, для боли и счастья!»

      Я многое понял в тот миг сокровенный,

      Но страшную клятву мою не нарушу.

      Царица, царица, ты видишь, я пленный,

      Возьми мое тело, возьми мою душу!

      Юный маг в пурпуровом хитоне

      Говорил нездешние слова,

      Перед ней, царицей беззаконий,

      Расточал рубины волшебства.

      Аромат сжигаемых растений

      Открывал пространства без границ,

      Где носились сумрачные тени,

      То на рыб похожи, то на птиц.

      Плакали невидимые струны,

      Огненные плавали столбы,

      Гордые военные трибуны

      Опускали взоры, как рабы.

      А царица, тайное тревожа,

      Мировой играла крутизной,

      И ее атласистая кожа

      Опьяняла снежной