«…Пьяный пристает. За рублем. «Но я ж русский человек?!» Клянется и в рот и в нос, что он русский. Суёшь ему рупь – отвяжись. А он своё: «Я – русский?!.. Я русским языком тебе говорю?!..» … «Окромя «русского», ничего за душой. Ни принадлежности к истории, к обществу, к семье, к собственности, к селу или городу, к заводу или колхозу. Он мать и отца не помнит. Имя забыл. Жену и детей рассеял. Он совесть пропил. В Бога не верит и не чует под ногами земли, по которой ходит… Только повторяет угрюмо, заученно, как бы сомневаясь или надеясь на что-то: русский он всё еще или не русский?.. Что-то похожее случается иногда со всеми нами. Потеряв всё, мы спрашиваем себя тревожно: русские мы или не русские?» … «Выясняем, что значит быть русским и что не быть. Есть разные рецепты… Мне (за других не говорю) на память, на помощь обычно приходит песня. Увы, не старинная и не классическая, не дворянская и не крестьянская. Ничья. Без дома, без рода (и даже без паспорта).

      Сижу я цельный день, скучаю,

      В окно тюремное гляжу.

      А слёзы катятся, братишка, незаметно

      По исхудалому моему лицу…

      Можно и повеселее:

      А поезд был набит битком,

      А я, как курва, с котелком —

      По шпалам, шпалам!..

      Блатная песня. Национальная, на вздыбленной российской равнине ставшая блатной… глубже других современных песен помнит она о се6е, что она русская. Как тот пьяный. Всё утратив, порвав последние связи, она продолжает оставаться «своей», «подлинной», «народной», «всеобщей»… И кто-то ещё поёт, выражая «душу народа» на воровском жаргоне, словно спрашивает, угрожая: русский ты или не русский?!»

      …«Славен и велик народ, у которого злодеи поют такие песни. Но и как он, должно быть, смятен и обездолен, если ворам и разбойникам дано эту всеобщую песню сложить полнее и лучше, чем какому-либо иному сословию. До какой высоты поднялся! До каких степеней упал!..»