Беляна стояла посреди веселья, словно береза белая в дубовом лесу. Смотрела без опаски, но во взгляде ее, почудилось Игорю, было еще что-то. Что-то неуловимое. Он все пытался понять, что же скрывается за этим равнодушным взглядом. Вдруг понял. Брезгливость. И печаль. И неприятие. И понял каган, что так однажды уже смотрели на него.

      Он почти не помнил своей матери. Она ушла к предкам, когда ему едва исполнилось четыре лета. Он знал, что не по своей воле стала она женой варяга Хререка. Силой взял ее Ладожский властитель. Приглянулась, и все. И Игорь ребенком нежеланным был. Нечаянным. Дичком рос. Как былинка на ветру.

      Однажды напроказил он сильно. Как напроказил, теперь не упомнить. Но помнит каган Киевский, что мать не ругала его. Посмотрела только прямо в глаза сыну. И это в память врезалось. А теперь всплыло. Княгиня Беляна на него, словно мать, смотрела.

      От этого взгляда ему стало душно. И одиноко. И захотелось домой. В Киев. Спрятаться от всех. Чтоб в покое оставили. Чтоб не тревожили понапрасну. Тоска защемила в сердце. Аж выть захотелось. Волком выть.

      – Что ж ты, княгиня, гостей без присмотра оставила? – спросил Игорь.

      – Разве вы в чем нужду терпите? – вопросом на вопрос ответила Беляна. – Или яств вам недостает? А может, вино ромейское тебе по вкусу не пришлось?

      – Вино вкусное, тут и говорить нечего. Я такого под Царем-городом изрядно попробовал…

      – Это когда ромеи твои ладьи пожгли? – она пожалела о сказанном, но слово не воробей…

      – Нет, – Игорь и на этот раз сдержался. – Когда с кесарем мировую пили. Вино то в дань ромейскую вошло.

      – Хитер кесарь Цареградский, – Беляна невольно улыбнулась. – Тебе вино в ругу дал, да сам же его и выпил.

      Вспыхнул Игорь, точно солома сухая. Только солома быстро прогорает.

      – Мне вина не жалко, – сказал, что отрезал.

      – Мне, как видишь, тоже.

      – Ты для нас, быть может, и другого не пожалеешь, – усмехнулся Игорь.

      – Все, что было, на столы выставила, – насторожилась Беляна.

      – Вижу. Только не больно весело на твоем пиру.

      – Разве? – княгиня оглянулась на безудержно веселившихся дружинников.

      – Почему только отроки нам прислуживают? Девок бы позвала. Пусть бы нам песен попели.

      – Я бы с радостью, – голос княгини дрогнул. – Только разбежались