В неволе выращенный исполин,

      Воле радуясь, как дитя,

      Всей широченною пятерней,

      Тяжеленной ладонью своей

      Так зашлепал увесисто по земле,

      Что о́тгулом заухала даль…

      Бурно мчались мысли его,

      Не помещались, видать, в голове.

      И такие он

      Бормотал слова:

      – Если Верхнего мира

      Несчетная рать,

      Если Нижнего мира

      Несметная тьма,

      Если все проклинаемые племена

      Адьараев и абаасы

      Нагрянут сюда ко мне,

      Всем им

      Толстые черепа раздроблю,

      Всем им

      Шеи рогатиной проколю,

      Клетки грудные

      У них раздеру,

      Многожильные вырву сердца,

      Толстые горловые хрящи

      Исторгну из глоток их! —

      Так он зычно кричал,

      Хохотал…

      А потом

      В несколько прыжков поднялся

      На высокий

      Горный хребет;

      Острые скалы

      Гребня его,

      Отвесные утесы вершин

      Ударом ноги

      Откалывал он,

      Обвалы обрушивал вниз.

      И совершилось чудо, друзья!

      От колодок свободные ноги его

      Легче ветра стали,

      Вихря быстрей…

      От веревок свободные руки его

      Силой ухватистой налились.

      Как по камню он

      Кулаком ударял —

      Камень трескался,

      Загорался огнем;

      Как босой ногою

      Утесы пинал —

      Рассыпались утесы дресвой…

      Взволновалась, словно вода

      В берестяном турсуке,

      Изначальная мать-земля,

      Содрогнулась всею твердыней своей,

      Изогнулась по середине своей…

      Долина великая Кыладыкы

      Пронзительно выть начала,

      Красным пламенем занялась…

      От Нюргуновых богатырских забав

      Ураган вихревой поднялся —

      Такой жестокий ветер подул,

      Что по воздуху камни несло

      С двухлетнюю телку величиной;

      Тучей взлетел над долиной песок..

      Так вот – силою богатырь,

      А разуменьем – еще дитя,

      Тридцать дней и ночей подряд

      С криком, гиком играл

      Нюргун Боотур…

      В богатырской этой игре

      Ожесточился норов его,

      Шея выпрямилась,

      Большие глаза

      Разумом могучим зажглись,

      Силой грозною налились.

      Как кувалдой кузнечною,

      Кулаком

      Бил себя он

      В гулкую грудь;

      Вспоминая Нижний бедственный мир,

      Проклиная железную