Кто к жизненному прикоснулся древу,

      Сумеет однажды начать с нуля.

      Жил Мастер. И Мастер любил Королеву,

      Любившую лишь своего Короля.

      Король был хорош. Но любил служанок,

      Цветочниц, молочниц, актрис шапито.

      А Мастер страдал, он был черен и жалок.

      Помочь его горю не мог никто!

      Он всех прогонял – без обид и гнева.

      И горькую пил, отупения для.

      А Королева – ходила налево.

      И все продолжала любить Короля.

      Казалось всем, что еще немножко,

      Еще запятая, еще тире —

      И Мастер банально шагнет в окошко

      Иль просто сопьется в своей дыре!

      Но выпала карта нежданной масти.

      Должно быть, решил улыбнуться Бог.

      Однажды цветочницу встретил Мастер.

      И боль отступила – куда-то вбок.

      Неяркая, с кроткой улыбкой дева,

      Что в стане соперниц едва ль видна, —

      Она была вовсе не королева.

      Но чем-то задела его она.

      И, позабыв свое раболепство,

      Мастер в потертом плаще своем

      Ушел из этого королевства —

      С цветочницей худенькою вдвоем.

      Любую тоску расстоянье лечит.

      Она затихает, как шум дождя…

      Король – тот по-прежнему бисер мечет,

      Сквозь площадь базарную проходя.

      Любая обида в разлуке тает.

      Любая боль порастает быльем.

      А Королева – все процветает.

      Не зная любви – но с другим королем.

      Хромой командор не увидит крещеной земли.

      Под радостным небом Севильи не встретит зари.

      Растерзанный труп, надругавшись, сожгут дикари.

      Посмертные лавры поделят рвачи и врали!

      Так стоило плыть? И терпеть ледяную пургу,

      Цингу и голодные корчи собратьев своих —

      Чтоб после три века подряд о тебе ни гу-гу,

      Чтоб славили трусов, твое командорство свалив?!

      Так