Не белы снега по-над Доном

      Заметали степь синим звоном.

      Под крутой горой, что ль под тыном,

      Расставалась мать с верным сыном.

      «Ты прощай, мой сын, прощай, чадо,

      Знать, пришла пора, ехать надо!

      Захирел наш дол по-над Доном,

      Под пятой Москвы, под полоном».

      То не водный звон за путиной —

      Бьет копытом конь под осиной.

      Под краснёву дремь, под сугредок

      Отвечал ей сын напоследок:

      «Ты не стой, не плачь на дорогу,

      Зажигай свечу, молись Богу.

      Соберу я Дон, вскручу вихорь,

      Полоню царя, сниму лихо».

      Не река в бугор била пеной —

      Вынимал он нож с-под колена,

      Отрезал с губы ус чернявый,

      Говорил слова над дубравой:

      «Уж ты, мать моя, голубица,

      Сбереги ты ус на божнице;

      Окропи его красным звоном,

      Положи его под икону!»

      Гикал-ухал он под туманом,

      Подымалась пыль за курганом.

      А она в ответ, как не рада:

      «Уж ты сын ли мой, мое чадо!»

      На крутой горе, под Калугой,

      Повенчался Ус с синей вьюгой.

      Лежит он на снегу под елью,

      С весела-разгула, с похмелья.

      Перед ним всё знать да бояры,

      В руках золотые чары.

      «Не гнушайся ты, Ус, не злобуй,

      Подымись, хоть пригубь, попробуй!

      Нацедили мы вин красносоких

      Из грудей из твоих из высоких.

      Как пьяна с них твоя супруга,

      Белокосая девица-вьюга!»

      Молчит Ус, не кинет взгляда, —

      Ничего ему от земли не надо.

      О другой он земле гадает,

      О других небесах вздыхает…

      Заждалася сына дряхлая вдовица,

      День и ночь горюя, сидя под божницей.

      Вот прошло-проплыло уж второе лето,

      Снова снег на поле, а его все нету.

      Подошла, взглянула в мутное окошко…

      «Не одна ты в поле катишься, дорожка!»

      Свищет сокол-ветер, бредит тихим Доном.

      «Хорошо б прижаться к золотым иконам…»

      Села и прижалась, смотрит кротко-кротко…

      «На кого ж похож ты, светлоглазый отрок?..

      А! — сверкнули слезы над увядшим усом. —

      Это ты, о сын мой, смотришь Иисусом!»

      Радостью светит она из угла.

      Песню запела и гребень взяла.

      Лик ее старческий ласков и строг.

      Встанет, присядет за печь, на порог.

      Вечер морозный, как волк, темно-бур…

      Кличет цыплят и нахохленных кур:

      «Цыпушки-цыпы, свет-петушок!..»

      Крепок в руке роговой гребешок.

      Стала, уставилась лбом в темноту,

      Чешет волосья младенцу Христу.

      Радуйтесь!

      Земля предстала

      Новой купели!

      Догорели

      Синие