Безукоризненный рисунок.

      Природы вещие черты:

      реки зеркальная полоска,

      и лебедь дивной красоты

      плывет величественно, просто.

      Прозрачны воды и чисты.

      В них лишнего не видно лоска,

      и черный силуэт неброский

      в пике с предельной высоты.

      Вот он над лебедем завис

      и камнем устремился вниз.

      Природы слышен гневный ропот.

      Печальный белых крыльев всплеск…

      И стон, и крови алый блеск,

      и лебедя предсмертный клекот.

      Это кто трогал яблоко,

      кто его надкусил ненароком,

      кто прижался к нему

      опаленным, трепещущим ртом,

      причастился Познанием

      добродетелей наших, пороков

      и с таким одинаковым,

      и с таким откровенным концом.

      Так зачем суетиться,

      комбинаций рождая узоры,

      если все нам известно

      от истоков до самых глубин,

      и студенистой массою

      забиваются к вечеру поры

      от нечайного натиска

      пробегающих мимо лосин.

      Так зачем нам загадывать,

      продираясь сквозь дебри истмата,

      то, чему предначертано,

      несомненно, придет свой черед,

      но застыла в веках

      одинокая маска Пилата,

      провожая идущего

      по дороге, ведущей вперед.

      О, идущий вперед,

      он взойдет на помост без упрека,

      где с такими, как он,

      производится скорый расчет.

      Это горстка людей —

      не богов, не жрецов, не пророков —

      это гордое племя,

      шаг за шагом идущих вперед.

      Им обрыдла мораль —

      вековая мораль поколенья.

      Они делают шаг,

      зависая над пропастью дней,

      и воздушные массы

      их закружат на встречном движенье,

      увлекая в зенит

      для распятья на крыльях идей.

      И когда, наконец,

      это гордое племя иссякнет

      и когда человечество

      призовут на Вселенский Совет,

      в торжествующем космосе

      человеческий свет не погаснет.

      Жизнью наших Икаров

      и их смертью оплачен ответ.

      Эту зелень вдыхаю,

      эту воду и небо…

      Это счастье так ровно

      безмятежно дышать…

      …Это запах домашнего теплого хлеба,

      что, вздыхая, в дорогу

      соберет тебе мать.

      Все когда-то уйдет,

      растворится в тумане.

      В это трудно поверить,

      но все это так.

      Мы еще ускоряем…

      Сердце бьется на грани,

      между жизнью и смертью

      только маленький шаг.

      Мы еще ускоряем!

      И борцами, наверно,

      наши дети не нас,

      а других назовут,

      но места, где нас жизнь

      испытала на верность,

      канут в вечность

      не как

      самый хлипкий редут.

      Мы еще ускоряем!

      Да простят меня небо,

      море,

      зелень и солнце,

      те, что после меня,

      те места, где я был,

      те места, где я не был,

      те, кого я любил,

      их ни в чем не виня.

      Мы еще ускоряем…

      Игрок играет хладнокровно.

      Он твердо знает цену ходу.

      Спокойно, жадно и подробно

      он изучил вещей природу.

      Его влечет порыв наживы,

      в угаре весь обогащенья,

      одною страстью одержимый,

      он чужд крупицам сожаленья.

      И взгляд бросая на партнера,

      собой напоминая волка,

      не внемля голосу укора,

      встречает взгляд иного толка.

      Чем одержим