Так и повелось: Кинга выпускали из ванной через пять минут после прихода Маринэ («Кинюше там жарко, и вообще, он любит – в гостиной, а эту породу нельзя нервировать… Кинюш, лежи спокойно, девочка тебя стесняется»), и все полтора часа она сидела на стуле с замороженной от ужаса спиной и думала – о рояле. Если его развернуть, тогда между ней и Кингом был бы рояль… Как было бы хорошо!

      – Господи, мой Боже! – патетически восклицала Лидия Петровна. – Боже мой, Марина! Что у тебя с руками, кто тебе ставил руки, уж точно не я! Ты вся зажата, сядь свободнее. И держи спину! И не ложись на клавиатуру! Ты меня угробишь… Что-оо? Устала? Часа ещё не прошло, не зли меня, Марина… Кинг!! Я тебе что сказала?! На место! Ты нам мешаешь заниматься. Большой уже, а ведёшь себя как щенок… Марина! Сядь свободнее, расслабься, ты словно трость проглотила!

      Но расслабиться не получалось: сзади сопел и топтался ротвейлер, недовольный тем, что хозяйка уделяет столько внимания длиннокосой девчонке, и держит её за плечи, и бьёт по лопаткам, а девчонка морщится (лучше бы Кинюшу по спинке шлёпнула, он любит), и за руку берёт… Нет, сие невыносимо! – И Кинг тихонько рычал…

      В конце концов Маринэ не выдержала и пожаловалась отцу, но отец неожиданно принял сторону противника:

      – Маринэ. Чтобы. Больше. Я. Такого. Не слышал! Как тебе не стыдно! Такая большая девочка – и боишься домашнего пса. Завтра сходишь в зоомагазин и купишь ему подарок, мячик или собачье печенье, вот возьми деньги, купи на все. Он тебя полюбит, и вы подружитесь, вот увидишь.

      Собачьи галеты были куплены и приняты Кингом с холодным достоинством. После часа занятий Маринэ полагался пятиминутный перерыв, которым она и воспользовалась для «налаживания отношений». Лидия Петровна тактично вышла из комнаты, чтобы не мешать. Кинг жевал, вкусно причмокивая, и смотрел умильными глазами. Маринэ вздохнула с облегчением.

      Покончив с галетами, Кинг вежливо поблагодарил («Уф, рр-р, уфф!») – и полез обниматься. От страха Маринэ залезла на рояль и поджала ноги. Кинг, царапая когтями драгоценный инструмент, пытался последовать за ней, Маринэ изо всех сил лупила его ногами по лобастой башке. Оба при этом верещали forte и даже fortissimo[4].

      Прибежавшую из кухни на шум Лидию Петровну хватил удар. Маринэ чуть не за косы стащили с рояля, прочитали нотацию и швырнули на стул, к роялю. Кинг за беспредел и непозволительную фамильярность был заперт в ванной на неопределённый срок. Маринэ играла полонез Огинского со слезами на глазах и жалела запертого в ванной Кинюшу (он-то в чём виноват?), поэтому сыграла очень музыкально и была прощена.