Как чудовищна утрата,

      горе, боль, беда какая!

      Сердце вдруг зовет куда-то:

      про малютку вспоминает.

      Стены дрогнули от крика:

      «Ах, дитя! Дитя родное!»

      «Ах, дитя-дитя-родное» —

      Воет эхо под горою.

      И в предчувствии ужасном

      Бежит женщина, несется,

      словно птица в день ненастный

      с криком к скалам страшным рвется,

      где нашла тот клад обманный,

      Там вблизи костел туманный.

      От костела ветер веет,

      почему ж не слышно пенье?

      Хор уж больше там не славит

      Иисусовы мученья.

      Как к пещере прибежала,

      что в испуге увидала?

      Триста лишь шагов до храма,

      лес закончился дремучий,

      и лежит обычный камень.

      А ее загадка мучит:

      нет скалы, и нет пещеры,

      лишь кустов сухие сучья.

      Как испуг ее пронзает!

      Как зовет, как ищет, бьется!

      На пригорок как взбегает,

      сквозь кустарник дикий рвется!

      А в очах ее безумье,

      губы сини, щеки серы!

      Меж шипами без раздумья

      ищет страшную пещеру.

      «Ах, беда! И здесь ошиблась!»

      Вся она в кровавых ранах,

      вновь упала и ушиблась,

      платье все в лохмотьях рваных.

      Нет! Нигде пещеры нету!

      Боль и страх ее терзают,

      уж глаза не видят свету,

      к небесам она взывает:

      «Кто вернет дитя родное?

      Мой сыночек! Где ты? Где ты?»

      «Глубоко я под землею! —

      слышен тихий голосочек,

      доносимый шумом ветра, —

      ни глазами не увидеть,

      ни ушами не услышать,

      хорошо тут под землею,

      мне еды, питья не нужно,

      лишь играть с кусками злата,

      сидя в мраморной палате!

      Нет ни дня здесь, нет ни ночи,

      здесь