«Они меня с ума сведут, – подумал молодой князь, выходя из хижины. – С Велеяром, да и то не до конца, что-то прояснилось. Так вот теперь – Мыслята какой-то. Плюс пира… Как он сказал?..»

      Сын Ратибора прикрыл за собой дверь.

      И как солнце расплавленную слезу обронило! Всего жгучим жаром обдало! Молодой воин зажмурился, прикрыл глаза рукавом. «Призма времени», о которой Кар-Ждон упреждал? Или же… Ну, Четырёхрогий! Он, небось! Какой бы ни хороший, а всё ж демон! Никак им без того, чтоб человеку гадость какую не подпустить. Хотя б по мелочи, но непременно.

      Кое-как приподняв обожженные ресницы, Святополк в ужасе отшатнулся. Час от часу не легче! Стоял он, оказывается, на самом краю крутого обрыва, а внизу простиралось глубокое тёмное ущелье. Стены которого покрывала буйная растительность – рдяные гигантские цветы и жирные, острые, словно бритва, листья. «У нас зима на носу, а здесь… что ж за крики там?»

      Молодой витязь бросил взгляд в бездну, где разглядел кипящую схватку. Человек бился с чудовищем – помесью грифа и льва. Но монстр – стоил ли он внимания? Вот человек! – это же Уклинстор Бренкс!

      – Держись! Держись, Укли! – прокричал Святополк. – Я иду!

      Ох, как бы пригодились сейчас кольчужные рукавицы, да что теперь говорить… Надрезал штанину, рванул, ладони обмотал. И – в пропасть!

      Так, стать сюда, перехватиться. На уступ, дальше… передо мной открылась бездна… ну, Артимус, как знал! На корень… Скользит, зараза! Шириной она была… ничего, сдюжим, сюда… с глубокий водопад… теперь туда… и я тогда подумал: что же?.. Нет, боги, а, чур! Див! Как там Хынсебен сказал: козий потрох?.. Чего хотите от меня?.. Но я прозрел… точно: потрох!.. Увидел звуки… проклятье! Что ж они так густо растут? И ноги видел я и… Тадж… мор! И руки14. Ух! Всё! Бедные руки!

      – Укли! Ты где?!

      Но вокруг было пусто. Ни Бренкса, ни чудища. И что? Куда теперь? «Пока никуда», – ответил сам себе князь, потому что из-за утёса показались две гигантские птицы, напоминающие издали ощипанных куриц. Совершая огромные прыжки, они стремительно надвигались, видимо, намереваясь разорвать молодого воина на куски.

      «Милые пичуги», – подумалось Святополку. Он отпрыгнул, увернулся от кривых когтей, вскочил на камень, взмахнул мечом (правда, без толку), отпрянул – длинный изогнутый клюв пронёсся мимо. Помянув заячьего бога и «тётку Мару», оттолкнулся от скалы и, потянувшись что было сил, воткнул излюбленную серебряную стрелку в шею одной из «куриц». Птица зашипела, затопталась на месте, а витязь, не теряя времени, бросился