Ядерный рэп, или Сақтан поездың. Виктор Смоктий
Читать онлайн книгу.
метеостанции – майор вермахта и профессор Вильгельм Деге – смог подписать безоговорочную капитуляцию, поданнyю ему на клочке бумаги английским офицером. Часть сложила табельное метеорологическое оружие гарнизона: один пистолет, один пулемет и девять винтовок. Эта метеостанция оказалась последним подразделением, где дольше всех билось живое сердце вермахта, сдача этой части произошла даже на два дня позже капитуляции Японии.
Все материалы экспедиции, дневники и кинопленки профессор закопал на острове, где спустя тридцать лет их нашел его сын, тоже ученый, что говорит о том, что метеоданные могут иметь не только научную ценность, но и выступать в качестве полезных ископаемых.
Но стойкость и упорство германских метеорологов не спасли их армию от столкновения с русским «генералом Морозом», думаю, и Наполеон, называвший метеорологию бессмысленной, смог к концу жизни оценить и роковую роль для его армии русского холода, пробирающего до костей, и гибельное для его здоровья тропическое ненастье острова Святая Елена, когда он становился вялым и подавленным, как во время битвы при Ватерлоо…
Когда приближалось время «работы», полковник Воропаев мечтательно говорил:
– Нам бы хорошую реальную метеокарту, – и пренебрежительно сбрасывал со своего стола фотокарты с размытыми синюшными изотермами и изобарами.
Эти слова воспринимались как приказ. В каждой смене метеоотделения были выпускники Качинского летного училища, радисты-слухачи, которые, слушая морзянку, за четыре часа заполняли метеоданными полторы тысячи точек, расположенных на большой немой карте Советского Союза, где не было никаких названий, только берег Ледовитого океана и нитки рек. Это могли делать все наши метеорологи с лётческими петлицами, но доверяли такую работу только асам. В нашей смене эту работу виртуозно делал замкомвзвода старшина Василий Николенко. Еще вечером он начинал готовиться к ритуалу составления карты: пил кофе, раскладывал на столе проверенные перьевые ручки, чернильницу-непроливайку с тушью, сигареты, спички, печенье и кружку воды. В полночь он надевал наушники и начинал священнодействовать. Каллиграфическим почерком он быстро выписывал микроскопические цифры и буквы рядом с точками, обозначавшими метеостанции, и эта работа продолжалась три или четыре часа. Потом он разгибался и давал нам полюбоваться территорией СССР, испещренной иероглифами, в которых, при внимательном прочтении, можно было разглядеть и температуры, и направления, и скорость ветра, и облачность. Сейчас такую работу делают машины, но тогда это выглядело как акт искусства.
– Ну, это совсем другое дело, – удовлетворенно говорил утром полковник Воропаев, разворачивая эту карту на своем столе, – теперь есть что докладывать, – и он решительными твердыми движениями художника соединял изотермы и изобары, от чего даже нам становилось понятно, куда ветер задует.
Однажды