Говорила мне мать – не ходи за водой,

      Мол, обманет река и утянет на дно,

      Станешь черной землей, станешь горькой рудой

      И узнаешь все то, что узнать не дано.

      Но манила меня глубина синих струй,

      Тишина камышей, беспокойная даль…

      Ведра ждут на песке, будто псы на пиру,

      Над моей головой – ключевая вода.

      Что вчера потерять, что сегодня беречь,

      Что нашарить рукой в пустоте ледяной?

      Говорили, молчанье дороже, чем речь,

      Все родные не стоят свободы одной.

      Птичье сердце таится под шкурой угря.

      Лодка движется к цели волнам вопреки.

      Стану желтым горючим зерном янтаря —

      Может, кто-то меня подберет у реки.

      Тесто месят, басни бесят, тараторят до небес.

      Свадьба мчится, как волчица от печи в родимый лес.

      У невесты руки в лести, губы в пролитом вине.

      Гости вьются, не смеются, прячут очи – так верней.

      День под горку. Кличут «Горько». Жуть берет от жениха.

      Кто ни глянет – враз отпрянет, будто бойкая блоха.

      Ишь глазища – темнотища, ведра ведьминой тоски.

      Тили-тили, счастье били каблуками на куски.

      Еле-еле всё отпели, нынче ночью не до сна.

      Пили-ели… В самом деле на пиру и смерть красна?

      Бросил на пол. Птичья лапа задрала подол льняной.

      Дальше будем жить как люди – нелюбимый с неродной.

      Эх, да со скрипом сапоги,

      Шелкова рубашечка!

      Разбегайтесь, босяки,

      .Разлетайтесь, пташечки!

      Мне сегодня свет не бел,

      Ни души не чаю.

      Друга доброго отпел,

      А теперь скучаю.

      Заходил я в божий храм,

      Думал, бога нету ли?

      Платят в храме по грехам

      Честными монетами.

      Заплатить хотел и я

      За покой надежный,

      Да сказали «Ни хуя,

      За коня не можно!

      Порасселись по крестам,

      Сладким миром мазаны

      Только люди, а скотам

      Небеса заказаны…»

      Я попа кнутом гонял

      Будто конокрада —

      Мой буланый для меня

      Был роднее брата…

      Что, красавица, глядишь,

      Оченьки отчаянны?

      Я не злой, а только лишь

      Очень опечаленный.

      Ты мне – верное вино,

      Ковшик забывальный.

      Сладкой