---

Скачать книгу

---

воспоминание очевидца, документирующее обстановку, в которой Пушкин наконец услышал «Весеннюю песню», – во время праздника, данного в честь русского поэта по приезде его в Тифлис в 1829 году. Традиционное грузинское гостеприимство растрогало Пушкина:

      Пушкин молчал до времени, и одни теплые слезы высказывали то глубокое приятное чувство, которым он тогда был проникнут. Наконец, когда умолкли несколько голоса восторженных, Пушкин в своей стройной благоуханной речи излил перед нами душу свою, благодарил всех нас за то торжество, которым мы его почтили, заключивши словами: «Я не помню дня, в который бы я был веселее нынешнего; я вижу, как меня любят, понимают и ценят – и как это делает меня счастливым!» Когда он перестал говорить, – от избытка чувств бросился ко всем с самыми горячими объятиями и задушевно благодарил за все эти незабвенные для него приветы.[210]

      Тот же мемуарист, перечисляя песни, которые были тогда исполнены для поэта, упоминает и песню «Ахали», т. е. «Весеннюю песню», которая этим словом начинается. Очевидно, именно тогда Пушкин и попросил записать для него ее текст.

      Процитировав (в своей обработке) песню в «Путешествии в Арзрум», Пушкин поразился, как некогда еще в 1823 году в Одессе он сам близко подошел к той же теме и к ее обработке Грибоедовым в стихотворении, вчерне записанном в его рабочей тетради. Ныне же это стихотворение печатается по сохранившейся копии М. В. Юзефовича (адъютанта Н. Н. Раевского-младшего) с пушкинского автографа, изготовленной в 1829 году на Кавказе. Стало быть, тогда и переписал набело свое стихотворение Пушкин!

      Надеждой сладостной младенчески дыша,

      Когда бы верил я, что некогда душа,

      От тленьяубежав, уносит мысли вечны,

      И память, и любовь в пучины бесконечны, —

      Клянусь! давно бы я оставил этот мир:

      Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,

      И улетел в страну свободы, наслаждений,

      В страну, где смерти нет, где нет предрассуждений,

      Где мысль одна плывет в небесной чистоте…

      Но тщетно предаюсь обманчивой мечте;

      Мой ум упорствует, надежду презирает…

      Ничтожество меня за гробом ожидает…

      Как, ничего? Ни мысль, ни первая любовь!

      Мне страшно!.. И на жизнь гляжу печален вновь,

      И долго жить хочу, чтоб долго образ милый

      Таился и пылал в душе моей унылой (II, 295).

      Вот так сложно и неоднозначно развивалась встреча двух русских поэтов с грузинской песней.

      Уместно в данном случае вспомнить строки Николоза Бараташвили в переводе Бориса Пастернака. Стихи эти посвящены дочери Александра Чавчавадзе Екатерине, сестре Нины Грибоедовой. Но здесь словно слышатся и звуки чонгури, откликающиеся в мелодиях русской музы и по сию пору к нам обращенные:

      …Я радость люблю и совсем не ворчун.

      Свети мне, чтоб вновь на дорогу я вышел

      И снова, коснувшись нетронутых

---

Скачать книгу