Давно сменилось времени знамение,

      Всё прожито за давностию лет,

      Всё изменилось, но без изменения,

      Висит на стенке в рамочке портрет.

      Он не вернулся в мае сорок пятого,

      Она ждала, он был такой один

      И он погиб у города, у Кракова,

      Меж двух дорог: сержант пехоты, сын

      Придёт она и снимет фотографию,

      Протрёт стекло, смахнёт слезу рукой,

      Прижмёт к груди, белёсую рубаху

      Войны уж нет, и надо жить одной.

      Разрыв – трава под ветром тихо клонится,

      Перед зарёй дождём прибило свей,

      Ничто не может отогнать бессонницу,

      От влажных глаз солдатских матерей…

      Матерый был крут, чтил законы тайги,

      О падаль не пачкал стальные клыки,

      Что с того, что с того…

      «Лохматый» взлетел, раскрутивши винты,

      И «белая кость» повзводила курки

      На него, на него…

      Волк чтил закон, но вскинут ствол,

      Очередь, кровь, как рябина на снег.

      И не уйти стае в степи,

      И бесполезен, и жалок их бег.

      Там волка продали «друзья» егеря,

      А здесь сдали совесть, в купюры хрустя,

      И зазря пули пьет ребятня.

      Опять АКМ раскален добела,

      Трассирует рифму «Чечня» и «резня»

      Для тебя и меня.

      Бал правит ствол, вздернут закон,

      Души невинных сжигает напалм,

      И рвется фугас, и в «Норд-Ост» – газ,

      Тем, кто не шел, не хотел и не знал.

      Как этих волков, «власть» сдала пацана,

      С экрана он смотрит на мать и отца,

      Под ножом подлеца.

      Палач, не спеша, его тело строгал,

      И матерным русским оформив оскал,

      Прохрипел: «Аллах акбар».

      Бал правит ствол, вздернут закон

      Кровная месть ослепила глаза,

      Мальчик Чечни, детство в крови,

      Взорванный двор, голод и лагеря.

      Слезы льет храм, стонет Коран,

      Бог и Аллах им кричат: «НЕ УБЕЙ!»

      Кровь пьет Земля, водку пьют