Слёзы войны. Валентин Богданов
Читать онлайн книгу.
а дядя Лавруша сидел на корточках возле двери и нещадно дымил самокруткой. Только дед Арсентий, надвинув на глаза очки в металлической оправе, недвижимо сидел за столом и внимательно разглядывал какую-то бумажку, тяжело вздыхал и безутешно покачивал седой головой.
Баба Лепистинья, посмотрев на меня заплаканными глазами, ещё больше запричитала: «Да сиротинушка ты мой, родненький, да избегался, измучился совсем, своего ненаглядного папку встречать… Дак отбегался встречать своего папку, кровинушка ты наш, как типеря всю жизнь-то без него будете тащиться, сиротинушки вы мои». Тут дед Арсентий тронул меня за плечо и сдержанно сказал глухим голосом, подавая серую бумажку: «Возьми-ка, внучек, прощальную весточку от отца с войны, прочитай, больше ждать некого, и надеяться не на что, с завтрашнего дня робить пойдёшь». Сказал, как отрезал, грубовато и решительно. Наверное, так и нужно было говорить в тот момент.
Тут я не выдержал и заревел, не стесняясь и не скрывая слёз. Услышав мой голос, мама оторвала от подушки голову, посмотрела на меня мутными заплаканными глазами и ещё отчаянней запричитала, почти закричала: «Сын-о-ок! Ввальк-а-а… Мы же без отца остались, как будем жи-ить-то? Ведь до последнего ждали и мучились, все надеялись. Ведь четверо вас! Ва-алька-а, сыно-ок! Ка-ак я теперь с ва-ами-и?». Не сдерживая рвущихся наружу рыданий, я вышел в избу, подошёл к окну, охваченному закатным пожаром солнца, вытер грязной ладошкой заплывшие слезами глаза и прочитал похоронку, содержание которой помню всю жизнь, будто камнетёс вырубил в моей памяти те слова. Вот они – пронзившие время.
Извещение Б-21
Прошу известить гр. Богданову Татьяну Тимофеевну, проживающ. д. Хохлы, Обут. с\с, в том, что её муж к-рмеец Богданов Николай Петрович, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был ранен и умер от ран 25 февраля 1945 г. Похоронен с отданием воинских почестей в В.-Пруссии, д. Штайн боттен, могила № 16.
Ни должности, ни имени и отчества л-та Елькина я не запомнил.
Вместе с похоронкой мама получила в военкомате и отцову посылку, кем-то вскрытую и разворованную. Остались в ней только карманные часы в продолговатом металлическом футляре с мутным целлулоидным стеклом, несколько чистых блокнотов из лощёной бумаги и ещё одна похоронка из воинской части, отпечатанная на машинке. Всё это было завёрнуто в серую шёлковую тряпку. Дед Арсентий сердито ворчал: «Язви их, мерзавцы, на что обзарились, даже не сжалились над убитым солдатом и его семьёй». Как мама тогда дошла до дома вместе с этой посылкой и похоронкой, я услышал чуть позже, но сама она об этом больше никогда не вспоминала. Это была самая больная душевная рана в её жизни, которую она потом старалась не бередить.
И мне сегодня не надо бы непрошено тревожить самую большую боль маминой души, упокоенную с её прахом, но, предательски запоздало, что-то свербит и жжёт в памяти, щемит душу несмолкающим, отдалённым годами эхом пережитого