Фрау Кеслер давно спит. И Соня уже засыпает. Они вернулись из Гранд-Опера, и Штейнбах уехал к себе час назад.

      Маня сидит на постели в одной рубашке, неподвижная, как изваяние, и белая-белая при нежном свете ночника.

      – Соня… прости… я знаю, что ты устала, но ведь ты уедешь завтра…

      – Что такое? Что такое?

      – Пустяки… я… мне… надо спросить у тебя… Ты не сердишься?

      – Что ты, Манечка? Бог с тобой! Успею выспаться в дороге… Я сама рада поговорить. – Соня сладко зевает.

      – Ты… видала Нелидова, Соня? – как шелест, звучит робкий вопрос.

      Дрема мгновенно рассеивается. Соня подымается на локте. Как выразительна фигура Мани! Плечи сгорблены, руки лежат на коленях, покорные. И волосы упали на плечи. И не глядит даже… Вот два пробило. Значит, она не спала совсем? И все думала о нем.

      – Помнишь, я писала тебе, когда родилась Ниночка…

      – Н-ну?

      – Я писала, что нет у меня к нему ненависти… что я… благодарна ему за все.

      С захолонувшим сердцем Соня садится на постели.

      – Ты ему ничего тогда не говорила?

      Теперь она подняла голову. О, жалкое личико! Глаза раненой лани. В них уже не сверкает гордость. Где ее ироническая усмешка? Весь вечер она была так весела. Так задорно смеялась. Казалось такой неуязвимой. Соне страшно чего-то.

      – Нет, Маня, ничего я ему не сказала. Ведь он… уже женился тогда… И потому я его так долго ненавидела. Только когда Марк написал мне, что ты забыла его и что ты будешь на сцене, я согласилась встретиться с ним. Это было год назад, на Пасху. Он был у нас с женой, с визитом. Но я с ним почти не говорила, только с Катей. Дядюшка и папа часто бывают у них, – Соня смолкает и ждет. – Ну… что тебе еще нужно узнать? Спрашивай?

      – Катя счастлива?

      Соня видит, что Маня вытянула руки и хрустнула пальцами. Что сказать? Не может же она бросить Мане в лицо все «интимности», какие эта бесстыдная Катька открыла перед нею. Вспомнить совестно… Конечно, Катя могла приврать нарочно, в расчете, что все это дойдет до ушей Мани. И говорила-то, в сущности, с этой именно целью.

      – Плоскодонная эта Катерина ужасно! Конечно, она сияет. Такую партию сделала. Она и за Климова готова была выйти. Ей все равно. Я ее не перевариваю, этот смех ее, голос…

      Соня машет рукой и ложится.

      – Спи, Манечка! Тебе завтра рано вставать на урок. А ты? Скоро ты повенчаешься с Марком?

      Маня молчит. Соне жутко.

      – Ты его любишь, Маня?

      – Кого?

      – Ну конечно, Марка!

      – Да… люблю…

      – И не разлюбишь никогда? Это уже на всю жизнь? – строго и страстно допрашивает Соня.

      – Да-да… Я никого уже не буду любить. С этим кончено.

      – Ну, слава Богу! Пора забыть эти глупости. Перед тобой такая чудная жизнь! Сцена, слава… И богатство, Маня! Это тоже много значит. Сколько добра можно сделать на деньги! У тебя дочь, такой друг, как фрау Кеслер. А Марк? Он ангел… и он