Папа, в рубашке хаки с короткими рукавами, сидит за столом и читает газету «Родезийский вестник».

      – Кракен пробуждается. – Он всегда так говорит мне по утрам. Это название книги Джона Уиндема про монстров, которым удалось растопить полярные льды и устроить всемирный потоп.

      Я сажусь за стол:

      – Доброе утро, папа.

      Папа откладывает газету:

      – Я хотел тебя разбудить, чтобы ты встретил свой первый африканский рассвет, но Джой велела тебя не трогать, мол, пусть бедолага отоспится после двенадцатичасового перелета. Так что рассвет завтра встретим. Есть хочешь?

      Я киваю – проголодался, наверное. Папа поворачивает голову к кухне:

      – Джой? Виолетта? Юноше нужно подкрепиться!

      В дверях появляется Джой:

      – Нэйтан!

      Про Джой я все знаю, мама называет ее папиной дурехой, но все равно странно видеть, как папа милуется с другой женщиной. В июне у них родится ребенок, так что очевидно, что у папы с Джой были половые сношения. Младенец будет моим сводным братом или сводной сестрой, но имя ему еще не придумали. Интересно, что он делает целыми днями.

      – Выспался? – спрашивает Джой.

      У нее сильный родезийский акцент, как у папы.

      – Да. Только странные сны видел.

      – После долгого перелета всегда странное снится. Будешь апельсиний сок и сэндвич с беконом? – предлагает Джой.

      Мне нравится, как она говорит «апельсиний сок». Мама бы поморщилась.

      – Да, спасибо.

      – И кофе тоже, – добавляет папа.

      – Мама говорит, что мне еще рано употреблять напитки с кофеином, – объясняю я.

      – Вздор, – улыбается папа. – Кофе – эликсир жизни, а родезийский кофе – самый лучший на свете. Выпьешь кофе.

      – Апельсиний сок, сэндвич с беконом и кофе, – повторяет Джой. – Так Виолетте и скажем.

      Дверь закрывается. Виолетта – прислуга. Мама часто кричала папе: «Фрэнк, я к тебе в прислуги не нанималась!» Папа раскуривает трубку, запах табака напоминает о том времени, когда они с мамой были женаты.

      – Рассказывай, дружок, что за странный сон тебе приснился, – говорит он уголком рта.

      Я с любопытством разглядываю газелью голову, мушкеты папиного дедушки времен Бурской войны, потолочный вентилятор.

      – Мы с мамой пошли в гости к одной даме, настоящей леди, из знатных господ. А дом куда-то запропастился, и мы спросили какого-то мойщика окон, но он не знал… а потом дом нашелся, большой такой особняк, как в «Рожденных в поместье»{8}. А там был мальчик, его Иона звали, но он превратился в огромную собаку. И Иегуди Менухин