Помолись о нищей, о потерянной,

      О моей живой душе,

      Ты в своих путях всегда уверенный,

      Свет узревший в шалаше.

      И тебе, печально-благодарная,

      Я за это расскажу потом,

      Как меня томила ночь угарная,

      Как дышало утро льдом.

      В этой жизни я не много видела,

      Только пела и ждала.

      Знаю: брата я не ненавидела

      И сестры не предала.

      Отчего же Бог меня наказывал

      Каждый день и каждый час?

      Или это ангел мне указывал

      Свет, невидимый для нас?

      Вижу выцветший флаг над таможней

      И над городом желтую муть.

      Вот уж сердце мое осторожней

      Замирает, и больно вздохнуть.

      Стать бы снова приморской девчонкой,

      Туфли на босу ногу надеть,

      И закладывать косы коронкой,

      И взволнованным голосом петь.

      Все глядеть бы на смуглые главы

      Херсонесского храма с крыльца

      И не знать, что от счастья и славы

      Безнадежно дряхлеют сердца.

      Плотно сомкнуты губы сухие.

      Жарко пламя трех тысяч свечей.

      Так лежала княжна Евдокия

      На душистой сапфирной парче.

      И, согнувшись, бесслезно молилась

      Ей о слепеньком мальчике мать,

      И кликуша без голоса билась,

      Воздух силясь губами поймать.

      А пришедший из южного края

      Черноглазый, горбатый старик,

      Словно к двери небесного рая,

      К потемневшей ступеньке приник.

      Дал Ты мне молодость трудную.

      Столько печали в пути.

      Как же мне душу скудную

      Богатой Тебе принести?

      Долгую песню, льстивая,

      О славе поет судьба.

      Господи! я нерадивая,

      Твоя скупая раба.

      Ни розою, ни былинкою

      Не буду в садах Отца.

      Я дрожу над каждой соринкою,

      Над каждым словом глупца.

      Солнце комнату наполнило

      Пылью желтой и сквозной.

      Я проснулась и припомнила:

      Милый, нынче праздник твой.

      Оттого и оснеженная

      Даль за окнами тепла,

      Оттого и я, бессонная,

      Как причастница спала.