Вся история в общем-то – рубль чей

      смог бы ножичком к трону скакнуть…

      Если б Дмитрий не пал, не в Угличе,

      как сложился б российский путь?

      Вряд ли будни пошли по-новому —

      все бы сыпалось по мордам:

      что не пляшется с Годуновыми,

      то с Романовыми передам, —

      летописец сыграл бы походя,

      кабы смел в этой не святой…

      В современном машинном грохоте

      что-то есть от легенды той.

      Принимая, бунтуя, мучаясь,

      будто рядом, за дверью, смерть,

      нам ведь тоже бежать до случая,

      что венчает всю круговерть.

      От озвученной царской милости

      хорониться б по деревням,

      что сапог, что лаптей сносилося —

      путь окольный всегда был прям

      да и прав, коль не по количеству

      побрякушек судить живых.

      Чем подальше от их величества,

      тем раскованней русский стих.

      Что тогда полыхало зарево,

      рваный колокол кровью стыл —

      в новом облике государевом

      вряд ли голову кто сносил.

      Оставаться б тому в Михайловском,

      да в Тарханах другому плыть…

      Не пробиться и мне в Измайлове,

      как и Дмитрию не княжить…

      Очевидность ли неминучая,

      наказанье ли за грехи —

      всем воздастся по воле случая,

      хоть останутся церкви-стихи.

      Что там дальше – увы, не в курсе я

      в сонме выдуманных побед

      снова сверху. Идет экскурсия

      в расстоянье с полтыщи лет.

      С чего все началось? В плену начал

      весенний ветер здесь на подкачал:

      потребовался миг или века,

      когда порыв принес издалека,

      а, может быть, с соседнего хребта

      песчинку – семечко… Жизнь до того проста:

      едва лишь почвой влажною прикрыл —

      и крохотный росток, почти без сил

      уж тянет к свету трепетную длань,

      и первый дождь ему как Иордань

      крещенская. Расти, малыш, цвети

      на том же озабоченном пути,

      где