«Да будет, как просишь, – сказал убежденно

      И петлю свою развязал Царь Закона. –

      О чистая, муж твой отпущен. Отселе

      Уйдете вдвоем и достигнете цели.

      Согласно заветам и древним обрядам,

      Четыреста лет проживете вы рядом.

      Сто славных сынов ты родишь, и царями

      Сыны твои станут, и богатырями,

      Потомками будут гордиться своими,

      Твое, сквозь века, пронесут они имя.

      И сто сыновей, чье прозванье – малавы,

      Отец твой родит ради правды и славы.

      Как тридцать богов, будут силой богаты

      Все братья твои, облаченные в латы».

      Сказав, удалился, светясь лучезарно.

      Она, посмотрев ему вслед благодарно,

      Над телом усопшего мужа склонилась.

      Ждала, трепеща: совершится ли милость?

      Вновь голову мужа себе на колени

      Она положила, присев средь растений,

      И тот, кто лежал на земле бездыханно,

      Открыл свои губы и очи нежданно,

      Как будто он только заснул – и проснулся,

      Как будто из странствий далеких вернулся!

      Сказал, на любимую с лаской взирая:

      «Не правда ли, долго я спал, дорогая?

      Скажи, не во сне ли я видел ужасном:

      Тащил меня муж в одеянии красном?»

      В ответ – Савитри: «О великий в стремленьях!

      Ты сладко заснул у меня на коленях.

      Бог смерти сюда приходил красноокий…

      Скажи, – исцелил тебя сон твой глубокий?

      И если прошла твоя боль головная, –

      Пойдем, ибо тьма наступает ночная».

      Сатьяван, обретший сознание снова,

      Взглянул на цветение мира лесного

      И молвил, как будто от сна восставая:

      «Рубил я дрова, о жена дорогая,

      Почувствовав боль в голове, на колени

      Твои я прилег, чтоб найти исцеленье.

      Вдруг тьмою оделись поляны и рощи.

      Я мужа увидел неслыханной мощи.

      Что было со мною? То сон или бденье?

      То был человек иль явилось виденье?»

      Сказала жена: «Мгла ночная сгустилась.

      Поведаю завтра о том, что случилось.

      И мать и отца ты оставил в смятенье,

      Пойдем, ибо ночи надвинулись