Сначала нагота стеснялась,

      А позже – стала не нужна.

      Случилось так, что тело смялось,

      Провисла наготы струна.

      И не звучит, что прежде пело.

      Как ни положишь – не лежит.

      Ах, до чего ж нестойко тело!

      Лишь вызреет – к земле спешит.

      Жизнь уберёт и нужных, и ненужных,

      А кто останется, так с тем и завершать,

      И доживать, и лучшей из отдушин

      Покажется вчерашняя тетрадь.

      Заметки на полях, пометки в плане,

      Где видно, что ещё есть время, есть,

      Не только сделать, более – исправить

      Ошибку долга, сохраняя честь.

      Прими урок, мой друг великодушный,

      Когда не хватит силы переждать:

      Жизнь уберёт и нужных, и ненужных,

      А с кем остаться – не тебе решать.

      Не спрашивай: куда уходят?

      Скажу: уходят, вот и всё.

      Дни – словно кто-то верный сводит

      Изображение твоё.

      Как фреска мерно облетает

      Оно, и вот уже глядит

      С него, что больше не исправить,

      Что обрело бесправный вид.

      Застыло в должном начертанье

      На стенах, вверенных судьбой.

      И лишь одно – воспоминанье,

      Как след под стекшею водой,

      Тебе осталось на прощанье

      От невозвратной жизни той.

      А за окном души – усталость

      И где-то прошлое, поверь.

      А на листе такая малость —

      Строка и… вечность вместе с ней.

      Строка и вечность – две подруги,

      Две нареченные сестры.

      Одна сплела молитвой звуки,

      Другая – ею, но миры.

      Одна мне руку протянула,

      Когда над пропастью шагнул,

      Другая в спину ветром дула,

      Чтоб ветер парус-лист прогнул.

      Я плыл над бездною, и Слово

      Меня вело сквозь невозврат.

      И рвались на куски оковы,

      И был бессилен бездной ад.

      И только Слово, что шепталось

      Душой на разные лады,

      Из сотен тысяч