Черная папка. История одного журналистского расследования. Владимир Мукусев
Читать онлайн книгу.
Но ни об усталости, ни о сне тогда никто и не думал. Главное – выстраданная, выпестованная программа была в эфире! Вот почему именно в Москве и на европейской части страны люди узнавали то, что действительно мы хотели сказать и показать в программе. Это зачастую можно было сделать только один раз и каждую программу мы делали как последнюю. Классический пример такой программы – знаменитая передача о мавзолее, которую мы готовили два месяца в условиях абсолютной секретности и в которой мой гость режиссер Марк Захаров впервые предложил захоронить Ленина. Скандал был огромный. Проходивший тогда в Кремле Пленум ЦК КПСС сменил повестку дня, и его участники требовали нашей крови и немедленного закрытия «Взгляда», а зрители за Уралом при этом недоумевали: «А что, собственно, случилось?»… Они и не подозревали, что видели абсолютно другую версию программы, нежели москвичи.
Утром в субботу мы оказываемся дома. Отсыпались чуть ли не сутки, так были вымотаны недельным марафоном. И вот, наконец, воскресенье, когда можно перевести дух и побыть с семьей. Но чаще всего все складывалось иначе: уже вечером нас ждали такси, аэропорт, самолет. Очередная командировка в разные точки страны. Очередные съемки материалов для нового выпуска. А потом – вновь по тому же кругу. И так почти четыре года.
Спасало нас то, что над программой работало несколько творческих групп. Поэтому выдавалась иногда и целая неделя выходных… Тогда мы старались побольше побыть с семьей, решить какие-то домашние проблемы. Какие уж тут посиделки с друзьями!..
И все-таки нечестно было бы сейчас сваливать неровность, «пунктирность» наших встреч с Ногиным в это время только на повальную рабочую загруженность. Может, мне сейчас это только кажется, но, по-моему, некоторый холодок в наших отношениях появился в те годы еще и потому, что Виктор, секретарь парткома Гостелерадио СССР, не карьерный, а по-настоящему убежденный коммунист, носитель громкой революционной фамилии, вряд ли мог оставаться безучастным к нашим, чересчур по тем временам резким, материалам. Скорее всего, они ему могли быть даже неприятны. Возможно, он болезненней, чем многие другие, отзывался на темы сталинских репрессий и ГУЛага, преступлений КПСС и КГБ. Он чувствовал (вероятно, куда острее, чем я) ответственность за все сказанное и показанное на телеэкране. В конце концов, отнюдь не будучи партийным доктринером, он все-таки оставался человеком, отвечающим за идеологию Гостелерадио, «плотью от плоти» царившего тогда партийного мировоззрения.
Возможно, именно мои «взглядовские» сюжеты, связанные с историей КПСС, репрессиями, ГУЛагом (а особенно передача о Мавзолее), – нет, не развели нас с Виктором, но несколько охладили наши отношения. Пишу это с горечью. Печально, но факт: о том, что Виктор уехал в Югославию, я узнал не из телефонного звонка, не из приглашения на «отвальную», а только из программы «Время», где в первом же своем материале из Югославии Виктор Ногин появился с субтитром на экране «собственный корреспондент Гостелерадио