Я думал, что писать не буду,

      Но невозможно не писать,

      Когда январской ночи чудо

      Ложится вышивкой в тетрадь.

      Мерцает дремлющая елка.

      Все так, как много лет назад:

      Домашнего печенья горка,

      Суфле, трехслойный мармелад,

      Пирог, конечно же, домашний,

      Еще варенье из малин…

      Над занесенной снегом башней

      Мороженный ультрамарин

      И огонек под самой крышей —

      Неугасимой сказки свет.

      Художник жив! Художник – пишет

      Неподражаемый портрет

      Души! Она почти не тает

      В полупрозрачном серебре.

      Такое диво с ней бывает

      Тринадцатого! В январе

      Она выходит из оправы

      В неведомо бегущих дней.

      И, как бы ни менялись нравы,

      Но я ей верю, верю ей.

      Люблю, когда из ниоткуда

      Жасмина дивный аромат

      Неведомым раздумью чудом,

      Минуя тысячи преград,

      Ко мне ночами проникает

      И, сговорившись с тишиной,

      Меня врачует, словно знает

      Как мне необходим покой.

      Покой и в ласке отрешенье,

      И на губах прозрачный вкус,

      И мерность ангельского пенья,

      И сладкий шепот диких муз.

      И бело-бледное свеченье

      Луны, втекающей в окно,

      С чьим непомерным вдохновеньем

      Лишь танец гейши в кимоно

      Сравниться б смог из всех явлений

      Искусств известных на земле.

      Ах, нет, еще одно – цветенье

      Жасмина ночью – в январе.

      Кому-то зрелость с должной хваткой…

      Иным же жалует судьба

      Кафтан немолодости шаткой.

      Как ни крутись – не та резьба.

      Нет в ней ни знаний, ни решений

      И легкость юности ушла.

      Немолодость подобна тени

      Весны, что бурно отцвела,

      А в лето так и не родилась.

      Поистрепав в конец себя,

      Она гримасами прикрылась

      Из постановок ноября.

      Пришли крещенские деньки,

      А с ними холода вернулись.

      Морозец! Сизые дымки

      Почти до неба дотянулись.

      Снег распушился. Заискрил

      Под крышами сосулек кантик

      Так, словно кто-то перемыл

      Посуду пыльную в серванте.

      И веришь, хочется смотреть

      На эти мерзлые метели,

      На скованную