Элегiя на закате дня. Олег Красин
Читать онлайн книгу.
вниз уголки тонкого рта. Её Боженька, как она его звала, устал. Лёля это понимала. Он устал от вынужденного притворства с женой, от постоянной двойственности отношений, ведь Лёля была убеждена, что он любит только её.
И убежденность эта имела свои основания.
Однажды, она случайно увидала на бюро неотправленное письмо Тютчева к Эрнестине Фёдоровне. Как бы это ни было низко и неприлично, но она не удержалась и бегло пробежала глазами разбросанные строчки – Фёдор Иванович никогда не отличался прилежностью.
Прочитанное едва не взорвало её.
Горячо любимый Боженька, подобно мелкому и подлому обманщику, какому-нибудь двуличному негодяю, клялся в любви этой немецкой гусыне, холодной Снежной королеве, неспособной дарить Тютчеву жар своего сердца, как это делала она. Это было отвратительно и обидно.
Первым порывом Лёли было схватить злополучное письмо, изорвать в мелкие клочки и швырнуть в окно. Далеко—далеко, чтобы их подхватил ветер и унёс в бездну, чтобы духу не осталось от этих гадких признаний.
Но она с трудом сдержалась. Благоразумие, которого ей порою не хватало, на сей раз одержало верх над бурной натурой. Письмо уцелело, было отправлено по адресу и Лёля потом много раз, получая искренние признания любви от Тютчева, убеждалась, что поступила абсолютно правильно.
Вот и сейчас, она не станет возражать против его поездки. В последнее время она и так уже замечала, что после каждого возвращения из Овстуга он ходил сам не свой. Наверное, ему стоит развеяться, сменить обстановку, города, людей. Это ведь как надеть новое платье – иногда чувство новизны вызывает ощущение праздника.
– Если дадут соизволение, то поеду ненадолго, Лёля, всего на пару месяцев, – умоляюще пробормотал Тютчев, – не злись, пожалуйста!
Вскоре в Петербурге появился Дмитрий Северин, приехавший из Баварии. Тютчев тут же нанёс ему визит. Во время службы в баварском посольстве, они общались довольно тесно, но, когда расстались, меж ними поддерживалась только эпистолярная связь, причём со стороны Тютчевых писала, в основном, Эрнестина Фёдоровна.
Дмитрий Петрович как всегда выглядел самодовольно. Он был худощав, имел бледную, морщинистую кожу на лице. Длинные бакенбарды, которые ранее удлиняли и без того длинное лицо, теперь стали заметно короче и поседели. Прищуренные глаза выдавали человека кое-что повидавшего на своём веку и потому имевшего скептический взгляд на суть вещей.
– Фёдор, дорогой мой, как же я рад тебя видеть! – Северин называл Тютчева запросто, поскольку имел более высокий дипломатический статус, да и по возрасту они различались – Дмитрий Петрович был старше лет на десять.
Они обнялись, уселись в большие удобные кресла.
– Как поживает наша дорогая Софья Фёдоровна? – справился Тютчев о жене Северина. Софья Фёдоровна была урожденной баронессой Мольтке, любимой фрейлиной великой княгини Елены Павловны.
– О, прекрасно, прекрасно! – растёкся в любезной