Упомянутое в пятой редакции с виду немыслимое дело, – хоть верь, хоть не верь, – происходило на мосту, в межграничной полосе. Вспотевшее туловище описанного животного перевалило через перила ж/б переправы и нырнуло в м. реч. Небуг в несколько шагов ширины, которую пехотинцы Рейха, переходя границу в далёком сорок первом, перепрыгивали, не засучивая штанов и даже не поднимая над головой автоматов.

      А их генералы, составляли планы переправы на речке—ручейке, перекатывающей измождённых своих барашков аж до самого впадения в пограничный Буг. Они тыкали сигаретами в тонкую змеистую линию на карте и гоготали над такой смехотворной дислокационной ситуёвиной (das ist grosse russisch—schwein Parodie auf Maginot16). Они не удосужились нарисовать там ни одной двойной пунктирной черты с отогнутыми хвостами, которые хоть как—то могли бы обозначать временную военную переправу. И зря! На этом основании могли бы истребовать от вермахта хотя бы парочку железных крестов.

      Зелёное туловище о трёх головах нырнуло в цыплячью речку Небуг совсем рядом с накуренным с предыдущего вечера и обомлевшим от такого видения Малёхой Ксанычем.

      Малёха – честь ему и хвала – даже виду не подал.

      Туловище не поспело вернуться обратно, застряв в тине и оставив открытым багажник, который Малёха, слегка дивясь обороту собственной фантазии, тут же торопко прищёлкнул обратно. Мозги – мозгами, а открывшийся багажник и его прихлоп, – с какой это стати? – были физически осязаемыми даже для сидящих внутри авто.

      Бим проснулся от грохота. Повёл головой: «Где, что? Мы уже в Варшаве?»

      – Х…я в Варшаве! Это ты уже в Польше, а мы ещё в Белоруссии, – отреагировал рассерженный генерал.

      «Малюха! Сынок, – что ты там делаешь!?» – Это кричит он же, но уже ласково, примеряя на себя роль нежного отца.

      Малюха: «Багажник захлопнул».

      Папа: «А кто открыл?»

      Малюха: «Почём я знаю. Ты и не закрыл после своей дурацкой таможни».

      Малёха-Малюха на этот раз не смог утаить своего бешенства, обычно тщательно схораниваемого при папе. И сплюнул в первый раз.

      – Сынок, тут нельзя плевать! Бычки в карман клади.

      – Плеваться нельзя, а про «плюваться» не написано.

      Вот сила русского слова, в котором замена одной буквы меняет всё!

      Отец привык к неадекватным поступкам сына, но некоторые особо яростные наезды воспринимал отрицательно, сердился, страдал и долго отходил. Это некоторым образом влияло на регулярность одаривания Малёхи деньгами для развлечений. Это мешало незапланированным остановкам и покупкам харча, смачно расползающегося